1356

— От этих добрых людей тебе что надо? — Томас обвёл рукой толпу из шести-семи десятков человек, среди которых не было ни одного, похожего на солдата.

— Подати, что же ещё? — недовольно крикнул бородач в окровавленном мясницком переднике.

— Подати до́лжно платить, — твёрдо сказал вестник, — Побьём англичан, с войском надо будет рассчитаться.

— Мы заплатили подати! — рявкнул мясник, и горожане поддержали его гулом.

Седобородый заметил связанного Питу:

— Преступник? Что натворил?

— Обокрал графа, — на голубом глазу солгал Томас.

— Здесь его повесите? — спросил вестник с надеждой в голосе, уповая на то, что зрелище казни развлечёт горожан и несколько успокоит страсти.

— Нет, в Бера, — разочаровал его Томас, — Граф хочет повесить его лично.

— Жаль.

Вестник свернул документ и, спустившись по ступеням, протолкался к Томасу:

— Есть разговор.

Повадки и манера вести беседу выдавали в седобородом человека бывалого, которого трудно чем-то удивить, а широкие плечи и шрамы указывали на вполне определённый род занятий.

— Латником был? — не удержался от вопроса Томас.

— Был. Пока какой-то гасконский сукин сын грабку не укоротил, — вестник жестом пригласил Томаса переместиться в центр площади, подальше от ушей горожан. Представился, — Меня зовут Жан Байод. Служу у Бери сержантом[13].

— Ну и как у него служится?

— Как думаешь, каково служить хозяину, у которого молоко на губах не обсохло?

— А у него не обсохло?

— Герцогу пятнадцать лет, и он считает, что знает всё на свете гораздо лучше тех, кто в этом собаку съел. Зато он щедро благодарит тех, кто помогает его людям, а благодарность принца, сам понимаешь…

Однорукий выжидательно взирал на Томаса, и лучник спросил в лоб:

— Какого рода помощь тебе от нас нужна?

Байод оглянулся на толпу и понизил голос:

— Бедные простофили заплатили подати сполна, во всяком случае, девять из десяти простофиль.

— Но твой господин не прочь подоить их ещё разок?

— Такова жизнь. Денег никогда не бывает достаточно. Сглупил раз дать молока — будь готов к тому, что доить станут постоянно и досуха.

— И что же, дояра послали без охраны?

— Со мной прислали семерых латников. Беда только, что горожане пронюхали, зачем мы прибыли…

— …И не поскупились на выпивку, — догадался Томас.

— На вино и шлюх, — уточнил Байод, бросив красноречивый взгляд на постоялый двор.

— И…? — Томас дал слову повиснуть в прокалённом полуденном воздухе.

— И если вы поможете мне постричь этих баранов, увезёте в Бера десятую долю их шерсти.

— Выгодное предложение.

— Мясник — городской казначей, — по-деловому заговорил Байод, — У него хранятся податные ведомости, но проходимец божится, что потерял бумаги. Для начала неплохо бы заставить его найти их.

— Мне надо перемолвиться словечком с моими молодцами.

Томас развернул коня и подъехал к трактиру. Убедившись, что Байод вне поля слышимости, подозвал Кина:

— В конюшне гостиницы восемь лошадей. С братом Майклом осторожно прогуляйся туда и убедись, что они осёдланы. Возьмём всех. Карл!

Немец отвлёкся от укладывания купленного провианта в перемётные сумы:

— Что, мало купил?

Томас поманил его к себе:

— На постоялом дворе семеро пьяных недоумков развлекаются с шлюшками. Надо прибрать к рукам их броню и оружие.

— Недоумков убить?

— Будут бузить — да.

Карл зашагал к таверне, а Байод поспешил к Хуктону:

— Ну, как? Сделают?

— Охотно!

— Ты не представился, — спохватился однорукий.

— Томас.

— Звучит очень по-нормандски.

— Все говорят. Туда англичане и направляются? Ты вроде как обмолвился, что они идут на север, да?

— А кто их поймёт? Вышли из Гаскони; сейчас, по слухам, в Периго.

— Могут сюда завернуть.

Байод мотнул головой:

— Что они тут забыли? Добыча на севере. В этих краях их принц порезвился в прошлом году. Надо же, принц-разбойник!

— Ты о…

— Об Эдуарде, принце Уэльском. Титулованная бестолочь, избалованный щенок. Одни бабы и кости на уме, а в перерывах — грабёж Франции, безнаказанный, так как король Иоанн, видите ли, опасается стрел! Да взял бы английского молокососа, снял с него штаны и всыпал нещадно, как положено поступать с глупыми неслухами!

Гневная тирада однорукого была прервана доносящимися из таверны воплями. Байод повернулся и окаменел. Из окна верхнего этажа с криком вылетел голый мужчина, шлёпнулся на спину и умолк, слабо поводя конечностями.

— Это… — начал Байод.

— Один из твоих охранников, — закончил за него Томас, — Да уж, шлюхи здесь не подарок.

— Что за… — вновь начал фразу однорукий и вновь не договорил.

На этот раз ему помешало появление второго латника. Тоже нагой, он выкатился из дверей гостиницы, как пушечное ядро. Следом выбежали двое парней Томаса.

— Сдаюсь! — верещал голый, — Хватит! Хватит!

— Эй! — вмешался Томас, — С него достаточно!

— Урод бросил в меня ночным горшком! Полным! — яростно прошипел Арнальдус.

— Ты не выглядишь мокрым.

— Это потому, что в горшке не было ничего жидкого! — взревел Арнальдус и с маху врезал голому сапогом в промежность.

— Что… что происходит? — непонимающе произнёс Байод.

Томас вежливо ему улыбнулся: