1356

Двое мародёров, один в длинной кольчуге, другой в куртке толстой кожи, вооружённые тесаками, выскользнули из дома с мёртвой женщиной на пороге. Насторожившись при виде фигуры в арке ворот, они рассмотрели поношенную белую рясу, деревянный крест на шее монаха и свернули на боковую улочку искать жертву побогаче. В канаве слабо шевелился ратник, то ли раненый, то ли пьяный. Крыша дома, откуда вышли грабители, с грохотом провалилась, выбросив в небо сноп дыма и искр.

Брат Майкл зашагал по улице, шарахаясь от убитых. У бочки с дождевой водой сидел солдат, пытаясь перевязать рану на животе. Юный монах провёл немало времени, помогая в монастырском лазарете, а потому без раздумий опустился на колени рядом с раненым:

— Позвольте пособить.

Ответом было грозное ругательство и свист лезвия, рассёкшего воздух у самого лица отпрянувшего монашка.

— Давай сюда свою рясу! — гаркнул солдат, неловко поднимаясь на ноги.

Брат Майкл бросился наутёк.

— Вернись, чёртов святоша! Вернись! Отдай рясу!

На жюпоне солдата красовалось изображение золотой ласточки на красном фоне, и он, по-видимому, был из числа защитников города. В таком случае ряса ему понадобилась для того, чтобы под видом монаха покинуть город. Оглянувшись на бегу, брат Майкл заметил, как вынырнувшие из переулка латники в белом с зеленью приканчивают беднягу.

Солдат вокруг хватало. Некоторые носили нашивки с жёлтым епископским посохом, окружённым четырьмя чёрными пересечёнными крестами. Эти служили, как предположил юный англичанин, епископу Лавенсу. Другие, с зелёной лошадью на белом, должно быть, являлись людьми графа Лабрюиллада. Из тел большей части мертвецов с золотой ласточкой торчали длинные английские стрелы. Схватка, если и продолжалась, то где-то дальше. Здесь же солдатня предавалась грабежам, изнасилованиям и пьянству, не обращая внимания на пожары, перекидывавшиеся с одной соломенной крыши на другую. Кричали женщины, плакали дети. Из переулка вывалился человек с кровавыми провалами на месте глаз. Столкнувшись с монахом, он испуганно шатнулся назад и закрылся руками.

— Я не причиню тебе вреда, — успокоил его брат Майкл по-французски.

Французский язык монах освоил, ещё будучи послушником, ибо уже тогда твёрдо намеревался учиться в Монпелье. Слепой его не услышал. Подвывая, он на карачках быстро-быстро уползал обратно в проулок. Ухо брата Майкла различило знакомый звук. Знакомый, но настолько неожиданный посреди разоряемого города, что монах решил, что ему чудится. Пел хор, и пение неспособны были заглушить ни гомон людей, ни лай собак, ни рёв пожара.

Он осторожно двинулся на звук, молясь, чтобы не привлечь внимания празднующих победу вояк. Монах прошёл мимо лавки кожевника, где в кадке с мочой для дубления кож плавал труп, и вышел на площадь, украшенную каменным крестом. Сзади кто-то налетел на брата Майкла, сбив с ног. Перевернувшись на спину, монах увидел над собой громилу в цветах Лавенса. Здоровяк цапнул кошель, привешенный к заменявшей брату Майклу пояс верёвке.

— Убирайся! Убирайся! — заорал монах на родном языке, в ужасе забыв, что находится во Франции.

Верзила, осклабившись, поднёс к носу жертвы широкий нож, внезапно дёрнулся, из шеи ударила струя крови прямо в лицо монаху, и рухнул на землю. Брат Майкл обтёр щёку и, повернувшись к громиле, заметил торчащую у того пониже затылка стрелу. Верзила с хрипом открывал и закрывал рот, оттуда струилась кровь.

— Ты — англичанин, святой брат?

Майкл поднял глаза. Белый герб на чёрной ливрее спрашивающего пересекала диагональная полоса — знак того, что хозяин воителя рождён вне брака.

— Так ты — англичанин? — повторил вопрос человек.

— Я — англичанин, — подтвердил брат Майкл, обретя дар речи.

— Так дал бы мерзавцу этой штукой, — указал человек на посох монаха и помог подняться, — Дал бы разок, глядишь — хватило бы. Они тут все пьяны в дымину.

— Я — англичанин, — зачем-то опять сказал брат Майкл. Его трясло.

— Далеко же тебя занесло от дома, святой брат, — ухмыльнулся человек.

Повесив на мускулистое плечо лук, он достал кинжал и, нагнувшись над верзилой, вырезал стрелу, заодно прикончив здоровяка.

— С хорошими стрелами тут туго, — объяснил он, — Поэтому мы ими не разбрасываемся. Увидишь где, тоже подбирай.

Майкл отряхнул рясу и внимательнее рассмотрел эмблему на одежде своего спасителя: странный зверь с кубком в когтях.

— Вы служите… — начал монах.

— Ублюдку, — кивнул человек, — Ле Батару. Мы — эллекины, святой брат.

— Эллекины?

— «Адские посланники» в вольном переводе. Ну, что в местном аду делаем мы, понятно, а что забыл здесь ты, святой брат?

— У меня письмо к Ле Батару.

— Что ж, пойдём его искать. Меня звать Сэм.

У Сэма было открытая физиономия, готовая расплыться в мальчишеской улыбке. Он повёл монаха мимо церкви с укрывшимися внутри горожанами. Вход охраняли два эллекина.

— Наш Ублюдок не одобряет изнасилований, — коротко бросил монаху Сэм.

— Достойно, — сказал монах.

Сэм покосился на него и хмыкнул:

— С тем же успехом можно «не одобрять», например, дождь.