1356 (ЛП)

Он проскакал галопом через пастбище со стадом коз в сопровождении маленького мальчика и большой собаки, молчаливо наблюдавшими за проезжающими всадниками.

За пастбищем прекрасный каменный мост соединял берега реки. На противоположной стороне моста дорога раздваивалась. Левая вела в деревню, а правая - в монастырь.

Томас увидел, что монастырь был наполовину окружен рекой, запруженной, чтобы сделать подобие широкого рва. Может быть, монахи так разводили рыбу.

Он также заметил две фигуры в рясах, идущие к открытым воротам, и снова пришпорил коня. Два монаха увидели его и подождали.

- Ты здесь из-за паломников? - спросил один из них в качестве приветствия.

Томас открыл было рот, чтобы переспросить , что он имел в виду, но ему хватило ума просто кивнуть.

- Так и есть.

- Они прибыли час назад и будут рады защите, поскольку думают, что англичане неподалеку.

- Мы их не видели.

- Они все равно будут рады видеть тебя, - произнес монах. - Для паломничества время сейчас опасное.

- Время всегда опасное, - сказал Томас, и провел своих спутников под высоким арочным проемом. Когда стих колокольный звон, цоканье копыт отзывалось эхом от каменных стен.

- Где они? - крикнул Томас, обернувшись.

- В аббатстве! - прокричал монах в ответ.

- Нас кто-то ожидает? - спросила Женевьева.

- Ожидает, но не нас.

- Кто? - поспешно спросила она.

- Всего лишь паломники.

- Пошли кого-нибудь за лучниками.

Томас взглянул на трех гасконцев, Робби и сира Роланда.

- Думаю, группа паломников нам не помеха, - сухо ответил он.

Лошади столпились в небольшом пространстве между стенами и церковью аббатства. Томас откинулся в седле и инстинктивно проверил, что его меч легко выходит из ножен.

Он услышал, как монастырские ворота с грохотом захлопнулись, а затем с глухим стуком на свое место встала задвижка. Почти стемнело, и монастырские постройки чернели на фоне слегка освещенного неба, на котором загорались первые звезды.

На крюке между двумя каменными домами, в которых, возможно, спали, монахи, горел факел, а еще два ярко светили у главной лестницы.

Мощеная улица шла через все аббатство, а в дальнем его конце, где в высокой стене находились другие ворота, всё ещё открытые, Томас заметил группу оседланных лошадей и четырех вьючных пони, которых держали слуги.

Он спешился и повернул в сторону лестницы аббатства, где искрили и мерцали фекелы, к открытой двери, через которую доносилось пение монахов, низкие и прекрасные звуки, глубокие и ритмичные, как приливы и отливы морских волн.

Он медленно поднимался по ступеням, его взору постепенно представало внутреннее убранство здания, величие ярких свечей и фресок на каменных стенах, резных колонн и сияющих алтарей.

Так много свечей! И длинный неф, заполненный поющими коленопреклоненными монахами в черных сутанах с капюшонами, и теперь звук внезапно показался Томасу угрожающим, как будто нарастающий прилив вдруг превратился в высокую и опасную волну.

Он смог различить слова, когда вступил в освещенное свечами пространство, и узнал псалом.

- Quoniam propter te mortificamur tota die, - пели мужские голоса, вытягивая длинные слоги, - ‘aestimati sumus sicut oves occisionis.

- Что это такое? - прошептала Женевьева.

- "За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание", - тихо перевел Томас.

- Мне это не нравится, - нервно сказала она.

- Мне только нужно поговорить с аббатом, - ободрил ее Томас. - Подождем, пока закончится служба.

Он взглянул на высокие хоры, где смог лишь разглядеть высокую стену с изображением Христа в Судный день. С одной стороны от него грешники падали в пламя ада, их ряды, к удивлению Томаса, состояли из священников в сутанах и монахах в рясах.

Чуть ближе, в нефе, находилось изображение Ионы и кита, которое потрясло Томаса, уж больно необычным оно было для такого далекого от моря монастыря, и напомнило о том, как отец рассказывал ему это притчу и как мальчишкой он спустился на галечный пляж в Хуктоне и всматривался вдаль в надежде увидеть кита, способного проглотить человека.

Напротив Ионы, наполовину в тени колонн, была еще одна фреска, и Томас понял, что она изображала Святого Жуньена. На ней был нарисован монах, преклонивший колена на кусочке свободной от снега земли и смотрящий вверх, на руку с мечом, протянутую к нему с небес.

- Вот оно! - произнес он зачарованно.

Монахи, стоящие в глубине нефа, услышали его и большинство обернулось, увидев Женевьеву и Бертийю.

- Женщины! - встревоженно прошипел один из монахов.

Второй поспешил в сторону Томаса.

- Пилигримы могут входит в церковь лишь между утренней молитвой и полуденной, - воскликнул он с негодованием, - но не сейчас! Уходите, все вы!

Робби, Кин, сир Роланд и три гасконца последовали за Томасом в церковь, и негодующий монах простер свои руки, как будто пытаясь выгнать их всех.

- У вас мечи! - запротестовал монах.

- Вы должны уйти! - еще несколько монахов обернулись, и пение было прервано недовольным ворчанием, а Томас вспомнил слова своего отца о том, что группа монахов может быть более пугающей, чем банда разбойников.