14-я колония (ЛП)

В двадцати ярдах он остановился и повернулся.

Стрельба прекратилась.

Он увидел, как один из мужчин около винта, другой изгибал хвост, их внимание было обращено на самолет, затем на него. Топливо продолжало литься из центра фюзеляжа на лед, оранжевая жидкость сочилась по замерзшей поверхности. Обычно пуля ничего не зажигает. Это произошло только по телевидению. Но он знал, что это правило не распространяется на авиационные соки. Не нужно было многого, чтобы вызвать это.

Он прицелился в центр и выстрелил два раза.

Ни у одного из мужчин не было шанса сделать что-нибудь.

Взрыв осветил небо, и водоворот нагнетаемого воздуха устремился в его сторону. Его бросило на лед, и он почувствовал, как ударился о бетон. Он дважды перекатился, затем снова сфокусировался на самолете, который исчез вместе с двумя проблемами, которые теперь представляли собой обугленные комки почерневшей плоти и обугленные кости.

Как и его телефон.

Это означало, что у него не было возможности немедленно связаться с кем-либо.

Он пробежал вокруг холокоста пламени и дыма и нашел грузовик. К счастью, ключи остались в замке зажигания. На одном из сидений лежала портативная рация. Он забрался внутрь, нажал кнопку ОТПРАВИТЬ и сказал: «Кто слушает?»

«Я», — сказал мужской голос на прекрасном английском.

«И вы?»

«Как насчет того, чтобы ты пошел первым?»

«Я тот парень, который только что пристрелил двоих мужчин из винтовок».

«Это сделало бы вас проблемой».

«Я часто это понимаю. Зачем ты меня сбил?»

«Почему ты здесь?»

Он не смог раскрыть настоящую причину, поэтому решил пойти другим путем. «Как насчет того, чтобы встретиться лицом к лицу и поболтать. Я американец, а не русский. Если это имеет для тебя значение.

«Вы шпионили за моим домом».

Потом он понял, кто говорит.

«Меня зовут Коттон Мэлоун. Вы, должно быть, Александр Зорин».

Молчание свидетельствовало о его правоте.

«Я предполагаю, что грузовик теперь у вас», — сказал Зорин.

Он нажал кнопку микрофона, у него пересохло во рту, и позволил мужчине подождать. Наконец, он сказал: «Это все мое».

«Идите прямо на восток от того места, где вы находитесь. Съезжайте с озера на главную трассу. Есть только одна дорога. Следуйте на север, пока не увидите обсерваторию. Я буду ждать тебя там.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЧАЯНИЕ, РОССИЯ, 4:20 утра

Александр Зорин оставил одежду в грубоватом подъезде и низко нагнулся через обшитую мехом дверь. Пространство, в которое он вошел, было темным и мрачным. Сальная свеча слабо горела в углу, отбрасывая едва достаточное количество света, чтобы очертить круглую комнату, построенную из тесаных бревен. Стены без окон были черными как полночь от копотных отложений костров, которые жгли их десятилетиями. В центре возвышалась груда камней, внизу горели березовые бревна. Ряд сосновых скамеек спускался с одной стороны ступенями. Отверстие для дымохода наверху позволяло дыму выходить, оставляя от камней только сухой жар, из-за чего дыхание было болезненным, а потоотделение — необходимостью.

«Тебе нравится моя черная ванна?» — спросил он другого человека, уже находившегося внутри, сидящего на одной из скамеек.

«Я скучал по ним».

Оба мужчины были обнажены и не стыдились своего тела. Его собственная оставалась твердой, бочкообразная грудь и гребни мускулов остались на месте, хотя в том же году ему будет шестьдесят два. Единственный белый шрам пересекал левую грудь — старая ножевая рана, оставшаяся от его прежних дней. Он стоял прямо с лицом, которое изо всех сил старалось выразить непреходящую уверенность. Его волосы представляли собой непослушную черную гриву, которая всегда выглядела как нуждающаяся в щетке и ножницах. У него были мальчишеские черты лица, которые всегда привлекали женщин, особенно тонкий нос и губы его отца. Его правый глаз был зеленым, левым — коричневым или серым, в зависимости от света — черта, которую даровала его мать. Иногда казалось, что у него наложены два лица, и он много раз использовал эту аномалию с максимальной пользой. Он гордился тем, что был образованным человеком, как формальным, так и самоучкой. Он десятилетиями страдал в изгнании, но научился подавлять свои потребности и привычки, принимая свое вынужденное падение в более низкую сферу, где он дышал заметно другим воздухом — как рыба, брошенная на песок.

Он перешагнул и сел на скамейку, рейки были влажными и теплыми. «Я построил это, чтобы воспроизвести черные ванны былых времен».

В каждой деревне когда-то была баня, похожая на эту, место, где можно было спастись от почти круглогодичного холода Сибири. Большинство из них, как и его прежний мир, исчезли.

Его гостем был флегматичный, брутальный на вид русский, по крайней мере, на десять лет старше, с приятным голосом и пожелтевшими от лет никотина зубами. Заливные светлые волосы зачесаны назад с крутого лба и никак не усиливают общую слабость. Его звали Вадим Бельченко и, в отличие от него самого, этот человек никогда не подвергался ссылке.

Но Бельченко знал отказ.