14-я колония (ЛП)

Вот он, десятилетия спустя. В одиночестве. Но не импотентом. У него была кровь и сила крестьянина с решимостью коммуниста, и, к счастью, его тело не было смертельно повреждено алкоголем, сигаретами или безрассудным образом жизни.

Ему пришла в голову еще одна детская стишок.

Тише, мышей, кот рядом с нами.

Он нас видит, он нас слышит.

Что, если он на диете?

Даже тогда ты должен молчать.

Отличный совет.

Десятилетия размышлений научили его, что вся советская система основана на институциональном недоверии, военные и гражданские разведывательные службы никогда не закрываются. Идея заключалась в том, чтобы не дать обоим стать либо самодовольным, либо слишком сильным, но реальный эффект заключался в том, чтобы сделать их неэффективными. Никто не слушал и не заботился о том, что думают другие. Оба были мастерами сбора информации, но ни один из них не умел ее анализировать. Поэтому, когда перед ними было поставлено очевидное — что они были вовлечены в ожесточенную и отчаянную гонку, которую произвела Америка, — оба отвергли этот вывод и продолжили свой общий курс.

Он не был бы таким глупым.

Это была его война.

Сражаться на его условиях.

Его охватила легкая нервозность. Ничего необычного. Каждый полевой офицер знал страх. Хорошие научились его приручать.

Главный противник, Соединенные Штаты Америки, забрали его прошлое, его репутацию, авторитет, достижения, даже его честность, звание и честь.

Но не его жизнь.

И хотя его мозг по-прежнему ломался от чередующихся приступов оптимизма и сомнений, иногда ослабляемых убеждением, но почти всегда отмеченных чувством вины, на этот раз…

Не было бы ошибок.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Люк управлял Ford Escape, который, как сказала ему Стефани, принадлежал Фрицу Штроблю. Он мог только представить, как ей удалось получить ссуду у совершенно незнакомого человека. Они направлялись на восток, из округа Колумбия, по US 301 в сторону Аннаполиса.

«Вы уже слышали о пропавших без вести ядерных бомбах», — сказала она ему с пассажирского сиденья. «Русские думают, что пятеро все еще на месте. Размер чемодана».

«Как на 24?»

«Я знаю. Звучит фантастически. Но я думаю, что Осин с нами откровенен. Мы всегда думали, что Советы разработали компактное ядерное оружие. Каждая бомба была около шести килотонн. Но ничего нельзя было проверить. Конечно, мы разработали то же самое».

«А они у нас еще есть?»

«Я так не думаю. Они были объявлены вне закона в 1990-е годы. Это решение было отменено после 11 сентября, но я не слышал о том, чтобы в нашем текущем арсенале были что-то подобное».

Затем он слушал, как она рассказывала ему больше об Александре Зорине, который якобы злился на Соединенные Штаты, и архивисте КГБ по имени Вадим Бельченко.

«Коттон смотрел в угол Бельченко».

Маленький двигатель «Эскейпа» произвел на них удивительную мощь, и они быстро ехали по шоссе, на светофоре в пятницу днем.

«Вы что-нибудь слышали от Кассиопеи?» он спросил.

Она покачала головой. «Ни слова.»

Что было нехорошо. «Ты думаешь, с Коттоном все в порядке?»

«Я на это надеюсь».

Он услышал озабоченность, которую повторил.

Ее сотовый телефон зазвонил, и они посмотрели друг на друга. Она изучила дисплей и снова покачала головой. «Это Осин».

Она ответила на звонок, который длился всего несколько секунд. Когда все закончилось, она сказала ему: «Петрова уезжает».

Она уже объяснила, что Осин отвез Петрову в Международный аэропорт Даллеса и вручил ей билет на рейс KLM прямо в Москву. Люди Осина сопроводили ее в терминал, оставив, пока она проходила проверку службы безопасности. Конечно, не было никаких сомнений в том, что она быстро отступит назад и сбежит, найдя такси, которое должно отвезти ее на улицу в двух кварталах от дома Андерсона, где оставалась припаркованная ее помятая арендованная машина.

«Она направилась прямо к машине», — сказала Стефани. «Это ставит ее недалеко от нас. Она приедет в Аннаполис.

«Ты всегда прав насчет людей?»

«Более того, чем нет».

«А как насчет пропавших без вести ядерных боеголовок?»

«Маловероятно, что они все еще существуют, а даже если и существовали, еще более маловероятно, что они работают. И все же Зорин определенно сосредоточен на них».

«Ты в порядке?»

Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что ее беспокоило то, что случилось с Брюсом Литчфилдом.

«Я никогда не думала, что моя карьера так закончится», — сказала она тише. «Тридцать семь лет».

«Я был всего лишь огоньком в глазах моего папы тридцать семь лет назад».

Она улыбнулась, и он предоставил ее мыслям, пока они ехали в тишине несколько минут.

«Тогда это было захватывающее время», — сказала она больше себе, чем ему. «Рейган планировал изменить мир. Сначала мы все думали, что он чокнутый. Но именно это он и сделал».

Люк мало знал о 1980-х, его жизнь была больше сосредоточена на здесь и сейчас. Он считал себя надежным, жестким и прагматичным. Он принял жизнь такой, какая она есть — мечты, ностальгия и очарование мира мало привлекали его. История была для него именно этим — прошлым — не то чтобы игнорировать, но и не зацикливаться на нем.