151 эпизод ЖЖизни

Это же так ясно! Офицеры милиции – люди, давшие присягу, их профессия заключается в том, чтобы следить за соблюдением закона и защищать законопослушных граждан. Для этого у них есть оружие и разрешение на его применение, соответствующие документы и особые права. У меня нет этих прав. И оружия у меня нет и никогда не было. Зато у меня есть дети, жена, родные люди, за которых я беспокоюсь. Я много работаю, и с каждой проданной книги, с каждого проданного на мой спектакль билета государству платятся налоги. На эти налоги обучают и содержат людей, на защиту которых я надеюсь. Я хочу знать, что в своей стране я не беззащитен. Я не хочу иметь оружие. Я хочу, чтобы это оружие было у тех, кому его доверило государство.

Я не наивный, но стоящий обеими ногами на земле человек. Я всё хорошо понимаю на основе опыта, который приобрёл, всю жизнь живя в моей стране. У меня есть собственное представление о том, на что способна и чего стоит власть, которую мы имеем. Но после сегодняшнего репортажа я не готов дать за неё и той цены, которую предполагал. Я возмущён, обескуражен и напуган.

Больше всего я напуган тем, что совершенно не надеюсь на решительные и серьёзные изменения… Офицеры, которые убивают тех, кого должны защищать, – это государственные люди, осуществляющие государственные функции и наделённые серьёзной властью. И мне совершенно не важно, откуда эти мерзавцы и отморозки появились и почему прекрасно себя почувствовали на немаленьких должностях в органах милиции. Если такое случилось, я ощущаю, что стреляли в граждан не какие-то частные люди, а всё Министерство внутренних дел, министр внутренних дел, премьер-министр и президент. И почему ни министр, ни премьер-министр, ни президент не сказали мне, что это не так? Это ужас, стыд и безнравственность… Почему-то вспомнилось знаменитое «мочить в сортире». На фоне произошедшего эти слова звучат неубедительно и истерично, потому что получается, что наши милиционеры «мочат» нас.

С большим трудом идёт сегодня работа над новой редакцией «Как я съел собаку». Я решил текст записать, потому что он сильно отличается от написанного в 1999-м. А то, что сейчас пишу, отличается от того, что звучит в видеоверсии спектакля. Одна из главных тем сегодняшней редакции – встреча юного человека с государством и непременно появляющийся страх перед ним…

16 января

Удивлён комментариями, которые получил на предыдущее высказывание. Грустно встречаться со скоропалительной и откровенной глупостью, не стесняющейся самой себя. И потом, я удивлён тем, что кто-то спрашивает, не боюсь ли я так смело высказываться.

В моём высказывании не вижу никакой смелости, потому что не было преодоления страха высказаться. Почему я должен бояться? Я высказался в своём блоге, частным образом, по поводу вопиющего безобразия.

Я могу бояться и боюсь высказаться неточно, опасаюсь не найти верных слов. Я боюсь неверно выразить смысл, допустить глупость, быть неоправданно эмоциональным или пафосным. Вот этого я опасаюсь, и даже боюсь, и стараюсь быть предельно понятным. Но когда я нахожу точные слова, чего мне бояться? Цензуры? Репрессий? Мести? Со стороны кого?

Я написал, что после того, что увидел в новостях, ещё сильнее тревожусь за своих близких и боюсь распоясавшихся милиционеров. Но с какой стати мне бояться власти, которая не может справиться со своими правоохранительными органами? Я не буду её бояться (к сожалению, в России слово «бояться» часто является синонимом слова «уважать»).

С какой стати мне бояться цензуры? Кто я такой для нашей власти и государства? Я писатель, не более. Артист… Пусть боятся цензуры главные редакторы больших и средних газет, государственных теле– и радиоканалов. Пусть боятся те, кто согласился работать в условиях цензуры, кто эти условия принял и старается их строго выполнять. Пусть боятся те, кто включил самоцензуру.

Вспомните, ещё не заработала в полную силу большая цензурная машина, как включилась самоцензура – по всей огромной стране. Она тут же коснулась даже заводских многотиражек и студенческих стенгазет. Её тут же включил для себя КВН и прочие лихие весельчаки. Правильно! Зачем придумывать неугодную шутку, если её не пропустят?