153 самоубийцы (сборник)

Когда тюремный цирюльник, обломив все свои бритвы о бронзовую бороду вновь поступившего заключенного, побежал докладывать об этом чрезвычайном событии начальству, Линкольн с той же легкостью, с которой ему удалось незаметно уйти со своего пьедестала, покинул и зловещее здание тюремного замка. Пока его разыскивали по всем закоулкам тюрьмы, Линкольн, весь во власти тяжелых дум, уже находился в поезде, следовавшем в Вашингтон. Ему надо было поговорить с президентом о судьбах демократии в Соединенных Штатах, побывать в конгрессе и убедиться, действительно ли это высокое собрание не отдает себе отчета, куда ведет страну нынешняя политика.

Но президент был занят посылкой оккупационных войск в одну из малых стран, которая, конечно, об этом не просила, и ему некогда было принимать какого-то чудака, который выдавал себя за покойного и глубоко им чтимого (ах, как легко чтить покойников!) Авраама Линкольна. А обе палаты конгресса день и ночь поглощены были распределением ассигнований и заказов между разными бандами монополий.

Занималась поздняя вечерняя заря четвертого и последнего дня нашей печальной истории, когда усталый и осунувшийся Авраам Линкольн вышел из поезда на перрон южной степной железнодорожной станции. Издали доносились звуки духового оркестра. В городе шли выборы шерифа. Линкольн удивился: не видно негров. Полгорода – негры, и ни одного на улице в этот торжественный день. Впрочем, вскоре Линкольн увидел молодого негра в военной форме, с серебряной медалью на груди. Под руку с ним шла молодая негритянка. У входа в избирательное помещение их остановили несколько белых.

– Вы, вероятно, заблудились, курчавые голубки: здесь избирательное помещение.

– Значит, мы попали как раз туда, куда направлялись, сэр, – ответил негр.

Вмешался другой белый:

– Негр, негр, почему ты такой нахал?

– Томми, уйдем, – сказала молодая негритянка своему спутнику. – Я тебе говорила, что из этой затеи ничего не выйдет. Мы только напрасно наряжались.

Но Томми лишь крепче прижал локтем ее руку и спокойно промолвил:

– Мы пришли выбирать шерифа, сэр. Это – наше законное право, сэр.

Второй белый процедил сквозь зубы с прежней издевательской укоризной:

– Ах, негр, негр, ты мне делаешь больно!

И загородил своей тучной фигурой вход в помещение.

Но Томми попытался обойти его.

– А ну, куда прешь, черномазая образина?!

– Мы пришли выбирать шерифа, сэр! Это – наше законное право, сэр!

– Поворачивай отсюда со своей шлюхой, пока цел!

– Вы не должны так говорить, сэр. Это моя жена, и она вполне достойная женщина. И мы пришли выбирать шерифа, сэр!

– Томми, миленький! Ну, уйдем же, пока не поздно!.. Разве ты не видишь, они ведь собираются затеять с тобой драку.

– Я американский гражданин, сэр! – упорствовал негр. От волнения у него срывался голос и дрожали руки. – Я ветеран войны, сэр. Я дважды ранен; под Канном и в Арденском лесу, сэр. Никто не имеет права лишать меня моих законных прав, сэр!..

– Нет, вы посмотрите только, что за нахальный негр! – возмутился тучный белый и что есть силы ударил негра по лицу.

– Томми! Только не отвечай этому джентльмену, только не отвечай!

– Ты просишь у меня невозможного, моя бедная Лиззи! – печально ответил Томми.

Он со всего размаху ударил толстяка, и тот мягко рухнул в дорожную пыль, как мешок, туго набитый тряпками.

– Эй, ребята! – заорали остальные белые счастливыми голосами, – Сюда! На нас негр напал!..

Это нельзя было назвать дракой; человек двадцать навалились на одного. Он пробовал отбиваться. Он яростно работал кулаками, упершись спиной в стену разукрашенного американскими флагами дома, в котором помещался избирательный участок. Это никак нельзя было назвать дракой. Это было избиение, убийство.

– Джентльмены! – кричал Линкольн, бегом приближаясь к месту свалки. – Граждане Соединенных Штатов, вы неправы! Этот человек не причинил вам ничего дурного!

– А ну, катись отсюда, старый дуралей!

– Я не могу видеть, как бьют человека за то, что он хотел использовать свои законные права, – сказал Линкольн.

– Ну и закрой в таком случае свои подслеповатые глазки!

– Мой покойный отец учил меня по-другому действовать в таких случаях, – сказал Линкольн.

– Смотрите, смотрите, помереть можно! Эта старая развалина засучивает рукава! Он, кажется, собирается вмешаться в драку! Ха-ха-ха!

– Сбейте с него этот дурацкий цилиндр! Хо-хо-хо!

– А ну, стукните-ка его еще разок! Ему много не надо! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!.. Ой, уморил! Ну откуда сейчас берутся такие старикашки!

– Держись, сынок! – крикнул Линкольн негру. – Мы им покажем, как северяне били рабовладельцев!

– Бей негритянского холуя!.. Ой-ой! Парни! У этого проклятого старикана чугунные кулаки!..

Но как ни увесисты были бронзовые кулаки Авраама Линкольна, как ни страшна была сила отчаяния негра, знавшего, что ему никогда уже не вернуться домой, противники взяли верх своим численным превосходством. Они наконец сшибли с ног и связали Линкольна и негра, выкатали их в дегте и перьях и повесили на большом тенистом дереве, на котором обычно вешают негров в этом городке.