16 наслаждений

Когда я снова закрыла глаза, я увидела маму, там, в классе, у экрана, с книгой в одной руке, указкой в другой. Но на этот раз я еще и слышала ее голос. Я слышала ее так отчетливо, как будто она стояла рядом со мной:

Зачем с утра благочестивый люд
Покинул этот мирный городок, —
Уже не сможет камень рассказать.
Пустынных улиц там покой глубок,
Века прошли, века еще пройдут,
Но никому не воротиться вспять…

Я видела, как мама захлопнула книгу, но я не слышала, она закрылась, и не слышала легкого постукивания о стол ее указки, привлекающего внимание к следующему слайду.

В тот вечер мы ужинали в другом индийском ресторане и заказали на утро такси – одно из тех больших черных лондонских такси – до аэропорта Хитроу. Такси высадило нас у терминала «Британских авиалиний». Тони подождал, пока я зарегистрируюсь, взял для меня посадочный талон, и затем мы попрощались. Он вернулся в город на автобусе, а я купила сборник стихов Китса в одном из книжных магазинов аэропорта. Я не часто читаю поэзию, но я хотела взять «Греческую вазу» с собой в самолет. Это казалось таким удивительным достижением, столько фрагментов были собраны вместе в одно прекрасное целое. Я начинала видеть свою собственную задачу в этом свете: собрать маму, и папу, и сестер – всю мою семью, собрать их в своем воображении, откуда они никогда не пропадут. Неважно, как далеко они, от меня, я буду хранить их в одном месте – в доме на улице Чемберс, где всегда будет день моего рождения. Сестры будут сидеть за обеденным столом; мама навсегда останется в дверях в кладовку; собаки под столом будут вечно ждать кусочка шоколада или меренги; а папа всегда будет вот-вот готов разрезать десерт «Сен-Сир», и на лезвии его ножа будет отражаться свет от свечей.

Как только самолет вырулил на взлетную полосу, я уселась поудобнее в кресле и прочитала стихи еще раз:

И песню – ни прервать, ни приглушить;
Под сводом охраняющий листвы
Ты, юность, будешь вечно молода;
Любовник смелый! никогда, увы,
Желания тебе не утолить,
До губ не дотянуться никогда!

И я передумала. Деревья и листва, цветы и семена, фрукты и камень. Кто я была такая, чтобы останавливать процесс? Я действительно этого хочу? Пусть деревья теряют свою листву, пусть молодые люди прекращают свою песню, пусть любовники целуются, пусть их красота увядает, но пусть они получают удовольствие от своей любви, и пусть мы будем печалиться. Я начинала понимать, и, как по мановению волшебной палочки, я отпустила своих пленников. Открыла настежь двери в гостиную и выпустила их лететь своей дорогой – пусть идут! Разбросала их как семена одуванчика, которые разносит ветер в теплый летний день.

Глава 19 Монашка надевает покрывало

Международный конгресс синьора Джорджо прошел гладко. Дебаты по поводу сравнительных достоинств различных новых типов синтетической сортировки были жаркими, но плодотворными, как и те, что касались сравнительных достоинств разных фунгицидов. Предложение русских убивать споры плесени ультразвуком, признали непрактичным, так как волны могут передаваться только под водой. Но новый импульс получило предложение доктора Касамассима, директора Национальной библиотеки, создать Международный центр по реставрации книг в Палаццо Даванцати, для чего потребуются новые фонды.

Защищенная несовершенным итальянским жилищным законодательством, я продолжала жить в квартире Сандро на площади Санта Кроче, и когда чек на сумму 378 784 000 лир прибыл от «Сотби», я даже купила немного новой мебели со своей доли – небольшой книжный шкаф и удобное кожаное кресло, которое поставила у окна, чтобы можно было сидеть и смотреть на площадь.

Я открыла трастовый фонд в Коммерческом банке, там, где мама проводила все свои банковские операции. Я помню долгие часы, проведенные в очереди, точнее, в очередях, поскольку в Италии отстоять в одной очереди всегда не достаточно. Поначалу у мамы были проблемы с большими цифрами, но все были готовы помочь, и она вскоре научилась управляться с ними. Но на этот раз для меня не существовало очередей. Я оформила свое дело наверху, в офисе с ковром.