16 наслаждений

Сейчас у меня с собой не было карты, но я не сомневалась, что как-нибудь вспомню дорогу. Трудно было заблудиться, поскольку дорога проходила слева, а сам город лежал в долине справа, хотя на самом деле, насколько я помню, мы с мамой умудрялись заплутать каждый раз, когда гуляли. Мы периодически сверялись с картой, а потом забалтывались и вскоре терялись. Но, в конце концов, мы утыкались в дорогу или выходили на край долины и обнаруживали город у наших ног: Дуомо, Палаццо Веккьо, Санта Кроче, Санта-Мария Новелла, Уффици, Палаццо Питти, Бадиа, Барджелло, зеленый купол синагоги прямо через дорогу от нашей первой квартиры. Это был мамин город, ее духовный дом, место, где все началось: Джотто, Микеланджело, Леонардо, Медичи… колыбель Ренессанса, открытие мира и человека.

Но был еще и другой город, мой. Моим городом был лицей Моргани, магазин обмена книг в бумажных переплетах на Виа Фиесолана, бар за Центральным рынком, где можно было заказать настоящие американские гамбургеры, завернутые в вощеную бумагу, со всеми ингредиентами. Когда кто-то упоминал Сан-Марко, в моей памяти всплывали не фрески Фра Анджелико, а студенческие забастовки, за которые мы периодически голосовали в школе, каждый класс отдельно. Я никогда не понимала сути этих забастовок, но мне нравилось чувство товарищества и демонстрации, проходившие на площади Сан-Марко. Моим городом были автобусные проездные и старая сырная фабрика, куда мы ходили раз в неделю в спортивный зал для занятий физкультурой, и все дома, в двери которых я могла позвонить, зная, что мне там рады.

Когда в 1952 году я впервые приехала в Италию с мамой, мне было пятнадцать и я была напугана до смерти. Но мама возглавлявшая программу по студенческому обмену для учащихся американских колледжей, ожидала обрести в этой стране земной рай. В сущности так оно и было. Но понимаешь это только позднее, оглядываясь на прошлое. Чем дольше мы здесь оставались, тем более двойственными становились наши ощущения.

В то время программ студенческого обмена практически еще не существовало, и не к кому было обратиться за советом. Оказалось трудно найти хорошее жилье для студентов. Семьи, принимавшие их, не хотели заявлять полученные за проживание деньги как доход, что создавало проблемы с налоговой инспекцией. Полиция – Questura – желала знать о студентах все, включая сумму, которую они будут платить семьям за проживание. Сами студенты не были счастливы, скорее растеряны. Им разрешалось принимать душ только два раза в неделю; девушки не могли мыть голову каждый день; в комнатах не хватало света; погода стояла невыносимо жаркая; учителя в языковой школе «Лингвавива», которые по договору подбирали приемные семьи и учили студентов итальянскому, были строгими и черствыми. И так далее. Более того, сама программа не имела легального статуса, так как ей не принадлежала никакая собственность.

У нас с мамой были свои жилищные проблемы. Нам досталась квартира (та, что через дорогу от синагоги) просторная, но неудобная. Расположение комнат бестолковое: негде было посидеть в уютной обстановке. Из окна кроме зеленого купола синагоги почти ничего не было видно. Соседи снизу всегда злились на нас, потому что наша ванная протекала, туалет постоянно засорялся. Но что хуже всего – квартира была абсолютно новой. Я думаю, мама смирилась бы с любыми бытовыми неудобствами, если бы мы жили в какой-нибудь средневековой башне или в палаццо пятнадцатого века, но в совершенно новом здании все это было невыносимо.

Помимо общих с мамой проблем у меня были и свои личные. Существовала американская школа, но мама говорила, что она слишком далеко от города и очень дорогая. Она дала мне триста долларов, в виде подкупа, чтобы я согласилась пойти в итальянскую школу (тогда, это казалось хорошей идеей), и деньги я уже потратила, поэтому не могла ничего изменить. Даже когда директор классического лицея имени Данте сообщил нам, что, поскольку школьный опыт работы с иностранцами, не знающими итальянского, был очень неудачен, он не хочет меня принимать. И это несмотря на то, что у меня были все нужные документы, от детского сада до девятого класса, переведенные на итальянский язык и заверенные рельефной печатью итальянского консульства в Чикаго.

Я изучала итальянский в школе «Лингвавива», но, похоже, без особых успехов. Классы были большие, а студенты (в основном двадцатилетние немки и скандинавки) горластые и агрессивные. Я целый месяц ходила на занятия, но так и не могла говорить по-итальянски, и казалось, во всем мире у меня нет ни единого друга.