К исходу второго дня перехода от Троицкого монастыря войско Пожарского подошло к Яузе. До Арбатских ворот Белого города, где воевода наметил разбить основной лагерь, оставалось всего пять верст. Однако уже смеркалось, поэтому решили остаться на ночлег здесь. Запылали костры, в котлах забулькало варево из муки и сухого мяса.
Посланцы Трубецкого, проезжая по лагерю, завистливо принюхивались.
— Видать по всему, сытно живут! — сказал один из всадников в казачьей шапке с кисточкой.
— Вон морды какие гладкие наели! — продолжил второй. — И одеты все справно. Не то что наши — в одном рванье ходят.
— А куда же вы все добро, что по городам награбили, подевали? — насмешливо бросил Ждан Болтин, сопровождавший посланцев к шатру воеводы. — Чай, пропили все аль в зернь проиграли!
— Что поделать! — ответил тот, что в казачьей шапке. — Такой уж мы народ: что воевать, что гулять — до смерти!
Они застали князя в шатре, окруженного военачальниками. Те внимательно слушали лазутчика, одетого в лохмотья нищего, какие бродили по русским дорогам сотнями.
— Ходкевич идет от Вязьмы! — возбужденно говорил лазутчик.
— Много с ним народу? — спросил князь.
— Литовская кавалерия, это те, что с ним воевали еще в Ливонии.
— Сколько?
— Пятнадцать хоругвей насчитал.
— Это, значит, тысячи две будет, — прикинул Пожарский.
— Еще венгерские конники, несколько сот. Есть пехота, тысячи полторы. Я слышал, будто их Жигимонт на подмогу гетману прислал из Смоленска. А еще черкасы, тьма: тысяч с восемь. Их ведут атаманы Заборовский, Паливайко и Ширай.
Пожарский, нахмурившись, тревожно переглянулся с остальными воеводами.
— А наряд большой?
— Нет, идут налегке — всего две пушки везут с собой.
— Видать, надеются на пушки в Кремле! — высказал догадку князь. — Что ж, будем готовиться к бою.
Затем он повернулся к посланцам Трубецкого и приветливо махнул рукой, приглашая говорить.
— Почто, люди добрые, пожаловали? Здоровы будете!
— Спасибо, князь! И ты здоров будь! И вы все, воеводы! — поклонились гости. — Мы воеводой князем Трубецким посланы. Приглашает он вас идти немедля в его стан в Замоскворечье. Наш лагерь хорошо укреплен, высоким валом, частоколом и рвом окружен. И места вдоволь. Как Заруцкий убег, половина землянок пустыми сделались!
— Спасибо за приглашение! — ответил князь и при этом выразительно поглядел на своих воевод.
Те, поняв немой вопрос Пожарского, затрясли головами в знак несогласия.
— Спасибо за приглашение, — повторил князь, — только не бывать тому, чтобы нам стать вместе с казаками.
— Обидишь Трубецкого, князь, — сказал посланец.
— Лучше уж обида, чем смерть! — веско сказал Минин. — Кто вас знает, может, задумали Дмитрия Михайловича, как Ляпунова, на сабли поднять!
— Так Заруцкий убег, а с ним все, кто против вас был.
— Не скажи, — вмешался вдруг Ждан Болтин. — Вот вы сейчас ехали и завидовали, деи, сыты наши ратники и одеты. А коль в стан к вам придем, казаки от зависти задираться начнут. Наши не уступят, вот и побоище случится литве на потеху.
— Правильно речешь, Ждан, — одобрил Пожарский. — Береженого Бог бережет!
Наутро полки Пожарского пришли в движение. У Яузских ворот их ждал Трубецкой, выведший все свое воинство из укрепленного стана. Две рати встали напротив друг друга, лицом к лицу. Наступила зловещая пауза. Многие невольно положили руки на рукояти сабель. Неужто бой со своими?
Вперед выехал Трубецкой в сопровождении оставшихся ему верными немногочисленных бояр и атаманов. Тронул коня и Пожарский, подъезжая вплотную к Трубецкому. Не слезая с коней, поклонились друг другу, сняв шлемы.
Трубецкой, памятуя о своем боярстве, решил показать свое верховенство.
— Зачем ослушался моего приказа? — вытаращил он маленькие свинцовые глазки, стараясь придать лицу свирепое и одновременно горделивое выражение. — Ведь здесь, под Москвою, я — главный воевода.
Выглядело это смешно, и окружавшие Пожарского воеводы прыснули, не сдержавшись.
Однако сам Дмитрий Михайлович не поддержал веселья. Он посмотрел прямо в глаза Трубецкому и ответил без тени враждебности, но твердо:
— Скажу, что и вчера твоим гонцам ответил: «Нам вместе с казаки не стаивать!» Враг у нас один, и биться будем заодно, а стоять будем отдельно. Так оно спокойнее будет. Да и рассуди здраво: никак нам вместе в Замоскворечье стоять нельзя. Ведь гетман, то и тебе хорошо ведомо, сегодня у Поклонной горы будет. Значит, надо ему прямую дорогу к Кремлю перекрыть. Здесь я со своим войском и встану — от Тверских ворот до Москвы-реки. А тебе следует со стороны Замоскворечья заслон поставить. Вдруг он по правому берегу двинет. А как отобьем гетмана, то и за тех, кто в Кремле засели, возьмемся. Правильно?