1612 год

Маржере помялся, потом все же сказал:

— Притом — я ведь гугенот!

— Ну и что такого? Мой секретарь Ян Бучинский тоже гугенот, однако он предан мне, несмотря на разницу в вероисповедании!

— Генрих тоже был гугенотом, и мы вместе воевали с католиками. Однако когда он стал королем, одновременно стал и католиком.

— Почему?

— Так потребовал папа, иначе он бы не благословил Генриха на трон.

Царевич даже заерзал на кресле:

— Значит, Генрих стал католиком, чтобы стать королем?

— Именно так! — подтвердил Маржере. — Он сказал слова, которые облетели всю Францию: «Корона стоит двух обеден!»

— Так и сказал? — расхохотался Димитрий, очень довольный услышанным. — Какой молодец! А почему ты все же уехал от своего государя? Обиделся, что он сменил веру, так?

— Нет, я по-прежнему нежно люблю своего короля и готов отдать за него свою жизнь. Но я воин, а войны во Франции больше не предвидится. Кроме того, при дворе слишком много католиков, и бедному гугеноту трудно рассчитывать на карьеру и богатство. Так я очутился в Италии, затем в Трансильвании воевал с турками — и вот теперь здесь!

— Ты не прогадал! — убежденно воскликнул царевич. — У меня ты будешь сказочно богат. И мне пригодится твой опыт войны с турками.

— Спасибо, сир! — опустившись на одно колено, Маржере склонил голову так, что длинные волосы закрыли лицо.

— Ты сказал — «сир»?

— «Сир» — это государь по-французски.

Димитрий польщенно улыбнулся:

— А есть ли звание еще выше?

— Да. Император. Он государь над всеми королями, чьи королевства входят в его империю.

— Им-пе-ра-тор, — повторил по слогам звучное слово Димитрий. — Что ж, я тоже после коронации стану императором. Ведь, милостью Божьей, я, как и мой отец, не только самодержец всея Руси, но и царь Казанский и Астраханский, правитель северных областей, государь Иверских, Карталинских, Грузинских царей… Э, да долго даже и перечислить. Бог даст, придут под мою руку и другие королевства. И буду я, как это по-латыни? Император Деметриус!

Он еще раз повторил, смакуя и горделиво поглядывая вокруг, будто вместо стен, обитых парчой, перед ним простирались бескрайние просторы подвластных ему земель:

— Император Деметриус!

Потом снова обратил свой взор на коленопреклоненного капитана:

— Встань! Э-э… Ты сказал, по-немецки тебя называют Якоб, а как же по-французски?

— Жак.

— Я тоже буду называть тебя Жаком. Жак, ты знаешь, зачем я пригласил тебя?

— Мне сказал Басманов, что вы, ваше величество, хотите оказать великую честь мне и моим товарищам, доверив охранять вашу драгоценную особу во внутренних покоях дворца.

— Совершенно верно. Где твои солдаты?

— Сотня лучших конных стрелков стоит у ворот замка.

— Нужно, чтобы они сменили пищали на алебарды и встали по двое у каждой двери. Только как бы сделать, чтобы польские рыцари, мои боевые товарищи, проливавшие за меня кровь, не обиделись при этом?

Маржере улыбнулся:

— Нет ничего проще, сир!

— Как же? — встрепенулся Димитрий.

— Прикажите им явиться в Дворцовый приказ, где им заплатят обещанное вами жалованье. Они без оглядки умчатся из Кремля, чтобы присоединиться к своим друзьям, что уже гуляют по всей Москве.

— Хороший совет! — одобрительно хлопнул по плечу капитана Димитрий. — Мы так и сделаем. Позови мне Басманова…

Через несколько минут по всему дворцу раздался восторженный рев: «Димитрию — виват!» Царевич улыбнулся про себя: «Ну и хитер этот француз! Такого надо держать при себе».

Вернувшийся Басманов доложил, что все караулы заняли немцы.

— Вот и хорошо. Теперь можно спать спокойно, — кивнул царевич.

Однако Басманов не уходил, поглядывая на него вопросительно.

— Ты что-то хочешь мне сказать?

— Я хотел спросить… Не хочет ли государь развлечься после долгого путешествия?

— Развлечься? — не понял царевич. — Но как? Здесь же не Краков и балы не в русском обычае…

— Но есть зато русские красавицы, — вкрадчиво заметил Басманов, и на его красивом лице появилась циничная усмешка.

— Русские красавицы? — презрительно надул губы Димитрий. — Но мне нужна такая, ради которой я хотя бы на время забыл о своей драгоценной Марине!

— Я думаю, эта вам понравится, — еще циничнее усмехнулся Басманов, и в его черных глазах зажегся уже знакомый царевичу желтоватый огонек ненависти.

— Кто она? — глухо спросил Димитрий, начиная догадываться о необычности предложения.

— Дочь Бориса Ксения! — Отвратительная гримаса сделала лицо Басманова отталкивающе безобразным.

— Разве она не в монастыре, как мне сказывали?

— Князь Масальский замешкался и не успел отправить ее с подворья, которое ты ему подарил, — смиренно пряча усмешку, ответил Басманов.

— Нехорошо мешкать, выполняя царев указ, — притворно нахмурился Димитрий, принимая игру. — Ну уж коли она здесь… А что, действительно хороша собой?

— Красивей ее нет в Москве! — с жаром воскликнул Басманов.

Чувство его было столь неподдельным, что царевич взглянул на него с подозрением:

Уж не влюблен ли ты сам в нее, часом?

Басманов, покраснев, потупился.

— Было дело, государь! — тихо сказал он. — Даже сватал ее у Бориса…

Глаза его вновь блеснули ненавидяще.