1612. Минин и Пожарский

Артемий Измайлов бросил благодарный взгляд на Пожарского, под началом которого большой полк больше часа выстоял в сече против войск Ходкевича, которые так и не смогли пробиться к броду.

Скрипнула входная дверь, в просторное помещение с высоким потолком и побеленными стенами стремительно вошел Кузьма Минин в панцире и шлеме, с саблей при бедре.

– А меня почто на совет не позвали, воеводы? – с шутливым недоумением в голосе спросил он. – Али полагаете, что я токмо в хозяйственных и денежных делах смыслю?

– Проходи, Кузьма, – сказал Пожарский. – Присаживайся.

Закончив перевязку, Тимоха Сальков отошел от князя к глубокой оконной нише.

– Почто выстрелов за рекой более не слыхать, а? – проговорил Кузьма Минин, опустившись на скамью рядом с Василием Турениным.

Ему ответил князь Лопата-Пожарский:

– Посекли нашу рать полки Ходкевича в центре и на флангах. Нас-то река спасла от полного разгрома, а ополчение Трубецкого, похоже, ляхи разбили в пух и прах! Казаки Просовецкого тоже рассеяны. В Замоскворечье теперь ляхи хозяйничают. Дело кончено, Кузьма. – Дмитрий Лопата тяжело вздохнул.

– Как же так, воеводы? – Минин оглядел всех присутствующих. – Неужто и сделать ничего нельзя?

– От Трубецкого и Просовецкого нет никаких известий, – заговорил Пожарский, объясняя Минину сложившуюся обстановку. – Наши полки готовы вновь вступить в сечу, но нам одним Ходкевича не одолеть, ибо у него тактическое преимущество. Нашей рати теперь придется наступать, переправляясь через реку. Вот если бы Трубецкой ударил Ходкевичу во фланг…

Пожарский умолк и, вытянув шею, прислушался. Замерли и все воеводы, сидящие вокруг. Из Замоскворечья с другого берега Москвы-реки явственно доносилась частая пальба из пищалей и самопалов.

– А вот и Трубецкой объявился! – радостно воскликнул воевода Дмитриев.

– Может, это Просовецкий и его казаки из окружения пробиваются? – пробормотал Артемий Измайлов, переглянувшись с Турениным.

– Это надо выяснить, и поживее! – сказал Пожарский. Он жестом подозвал к себе Салькова. – Бери коня, дуй на ту сторону реки и разведай, что там и как! Ужом ползай и птицей летай, но разнюхай все доподлинно. Уразумел?

– Уразумел, князь! – кивнул Сальков.

Он стремительно бросился к двери, на ходу надевая шапку.

– И чтоб обратно живым вернулся! – крикнул ему вслед Пожарский.

Солнце уже клонилось к закату, когда Тимоха Сальков наконец вернулся назад. Он отсутствовал около двух часов. Все это время стрельба в Замоскворечье не прекращалась, порой треск ружейных выстрелов сливался в сплошной гул.

Сальков оповестил Пожарского и все его окружение, что на Большой Ордынке идет бой. Казаки Просовецкого выбили поляков из Климентовского острога и рассекли втянувшийся на Ордынку польский обоз в нескольких местах. На помощь Просовецкому отряд за отрядом прибывают казаки из войска Трубецкого, ими уже захвачены Пятницкая улица и Зацепский вал.

– Не иначе, сам Господь пришел к нам на выручку! – взволнованно воскликнул Пожарский, радостно потрепав Салькова по плечу. – Молодец, Тимоха!

– Теперь и нам можно на ляхов ударить, брат! – нетерпеливо проговорил князь Лопата-Пожарский. – Мой полк готов выступить немедля!

– Не токмо можно, но и должно, – сказал Пожарский, в голосе и лице которого появилась прежняя уверенность. – Мы еще покажем Ходкевичу, где раки зимуют!

Видя, что все воеводы и с ними князь Пожарский собираются сей же час выступить против поляков, а про него как будто забыли, Кузьма Минин протолкался к Пожарскому.

– Поручи и мне какое-нибудь дело, князь, – сказал он. – Негоже мне в стороне отсиживаться.

Пожарский заглянул в глаза Минину, полные ратной решимости, и одобрительно покивал головой:

– Добро, Кузьма. Пойдешь с конным отрядом через реку, выбьешь ляхов с Крымского двора и будешь гнать их до Крымского вала и Калужских ворот. Помни, твой успех обеспечит удачное наступление всей нашей рати. С богом!

Атака конных дворян, возглавляемых Мининым, явилась для наемников Ходкевича, засевших на Крымском дворе, полной неожиданностью. Обратившись в бегство, наемники привели в расстройство полки Неверовского и Граевского. Это позволило Пожарскому быстро и без потерь развернуть своих ополченцев для боя на правом берегу Москвы-реки. Ратники Пожарского, пробиваясь к Большой Ордынке, теснили и опрокидывали венгерских гайдуков и польских гусар. Ходкевич прилагал отчаянные попытки к тому, чтобы спасти с трудом снаряженный обоз. Но все было тщетно. Битва кипела по всей Ордынке, звон сабель и ржание испуганных обозных лошадей заглушали выстрелы из пищалей. Ходкевичу пришлось бросить обоз, чтобы спасти свое войско от полного истребления в тесноте улиц и переулков Замоскворечья.

В сумерках Ходкевич отступил к Донскому монастырю. Почти все его полки поредели наполовину. Воины Ходкевича, потрясенные натиском русских, окончательно утратили волю к победе. На другой день Ходкевич отвел свое войско на Воробьевы горы, а оттуда по Смоленской дороге ушел в Вязьму.

Поражение Ходкевича поставило польский гарнизон в Кремле и Китай-городе в безвыходное положение.

Эпилог