1612. Минин и Пожарский

Конная татарская лавина с двух сторон накатывалась на русский стан, огороженный возами и плетнями. Ядра, выпущенные из орудий, не задержали степняков, хотя и угодили в самую их гущу. Несколько раненых татар вылетели из седел в густую траву, две лошади были убиты наповал.

Степан Горбатов, прибежавший на орудийную позицию, приказал пушкарям забить в стволы пушек крупную свинцовую дробь.

Тем временем горбатовские и лыковские стрельцы, выстроившись в две шеренги вдоль защитного плетня, произвели два оглушительных залпа из пищалей по татарской коннице. В воздухе запахло пороховой гарью, над стрелками заклубилась белая дымовая завеса.

Пищальные пули скосили немало татарских воинов, пробивая навылет их кольчуги и панцири. Стремительный бег татарской конницы замедлился, где-то степняки смешались и подались назад, устрашенные разящим огнем пищалей. На головы стрельцов посыпались татарские стрелы. Стрельцы укрылись за возами и шатрами, торопливо перезаряжая свои длинные тяжелые пищали.

Бухторма, носившийся на поджаром саврасом скакуне вдоль рядов своих батыров, кричал и размахивал саблей. Ему удалось сплотить своих воинов и увлечь их за собой. Вой татар, погоняющих лошадей, опять взлетел над равниной. Стрелы степняков дождем падали на русский стан, втыкаясь в повозки, в землю возле шатров, разя стрельцов и обозных лошадей.

Пушки снова громыхнули и окутались белым пороховым дымом. Картечь со свистом накрыла татар, произведя большие опустошения в их наступающих порядках. Смертельно раненные лошади с громким ржанием катились по траве, переворачиваясь через голову, подминая наездников. На землю упали два татарских бунчука и около тридцати воинов Бухтормы.

Отхлынув в одном месте, татары, ведомые бесстрашным Бухтормой, накатывались на русский лагерь с другой стороны. Пушки и пищали грохотали почти непрерывно, с этой пальбой сливались выстрелы из пистолей, похожие на резкие хлопки. Не прошло и часа, а густая пороховая гарь уже заволокла березовую рощу и стоящие среди деревьев шатры русского войска.

Наконец татарам удалось ворваться в русский лагерь. Для этого воинам Бухтормы пришлось спешиться. Когда дело дошло до сабель, пик и топоров, многочисленность татар сразу дала им ощутимый перевес над русскими ратниками. Стрельцы яростно отбивались от наседающих степняков секирами на длинных рукоятях, саблями и короткими копьями. Образовав живой круг в центре лагеря, стрельцы стояли насмерть, держа строй и круша врагов изо всех сил. Среди русских даже раненые бились в строю, покуда могли стоять на ногах, а кто был не в силах сражаться, те заряжали пистоли и пищали, истекая кровью.

Степан Горбатов неизменно находился там, где было опаснее всего. Его громкий властный голос звучал, перекрывая лязг клинков и выкрики бойцов. От него не отставал Тимоха Сальков, кромсавший татар своей саблей направо и налево.

В свирепой рукопашной схватке Степан Горбатов вдруг оказался лицом к лицу с Бухтормой, голова которого была укрыта кольчужным капюшоном и шлемом с закругленным верхом. Грудь и плечи удалого Бухтормы были защищены прочным пластинчатым панцирем. В левой руке у Бухтормы был круглый щит, в правой – блестящая узкая сабля.

– Как, ты еще не убит, поганое рыло? – тяжело дыша, воскликнул Горбатов. – Ну, тогда прощайся с жизнью, нехристь!

Бухторма оскалил кривые желтые зубы в злобной усмешке. Ринувшись на Горбатова, Бухторма ловко выбил саблю из его руки. Затем, навалившись на полковника всем телом, он прижал его к стволу березы.

– Ты умрешь раньше меня, собака! – прохрипел Бухторма прямо в лицо Горбатову.

Нерастерявшийся Горбатов умело сбил Бухторму с ног, подставив ему подножку. Гибкий и проворный, как рысь, Бухторма коленом перебросил Горбатова через себя. Нащупав саблю, выпавшую из его руки, Бухторма хотел было вновь напасть на Горбатова. Но тот опередил его. Подскочив к татарину сзади, Горбатов зажал его голову в своих сильных руках, как в тисках. Бухторма забился, как рябчик в силке. В следующий миг Горбатов с хрустом сломал ему шею.

– Вот теперь полный порядок! – обронил Горбатов, швырнув бездыханного Бухторму к своим ногам.

Смерть Бухтормы надломила наступательный порыв татарских воинов. Степняки отступили в свой стан, их потери были очень велики. В русском отряде почти половина ратников были убиты.

Опустилась ночь.

Производя перекличку уцелевших бойцов, Горбатов вдруг обнаружил, что нигде нет боярина Лыкова. Исчезла и наложница Лыкова, и все его слуги.

– Боярских лошадей нет, значит, Лыков и его челядь удрали, воспользовавшись темнотой и суматохой, – заметил Тимоха Сальков, который первым делом пересчитал оставшихся коней.

– Ай да Лыков! Ай да ловкач! – рассмеялся Горбатов, заматывая пораненную руку обрывком рушника. – Выскользнул, как ужик, из этой кровавой кутерьмы! Сам выскользнул и холопей своих с собой забрал, наложницу, и ту не забыл. Ловкач, одно слово!

Люди Салькова привели к Горбатову пленного татарского сотника.

Горбатов, знавший, что Сальков свободно изъясняется по-татарски, попросил его быть толмачом на допросе пленника.

Первым делом Горбатов пожелал узнать, почему воины Бухтормы подняли оружие на своих русских союзников. Так изначально было задумано крымским ханом или такой приказ отдал Бухторме Кантемир-мурза?

Пленник поведал Горбатову, что на днях к Кантемир-мурзе прискакал гонец из Крыма. Там случился дворцовый переворот. На трон в Бахчисарае сел Джанибек-Гирей, лишивший власти своего брата Мухаммад-Гирея. Новый властитель Крымского ханства отменил все договора и указы прежнего правителя, сместил с придворных должностей всех друзей и любимцев Мухаммад-Гирея.

– Джанибек-Гирей намерен воевать с Москвой, поэтому он отдал приказ Кантемир-мурзе разбить войско Василия Шуйского, после чего возвращаться в Крым, – сказал пленник.

– Я с самого начала подозревал, что эта затея Шуйского завершится крахом, – мрачно промолвил Горбатов, встретившись взглядом с Сальковым. – Бахчисарай – это же вертеп кровожадных злодеев, где постоянно брат убивает брата, сын – отца, племянник – дядю. Ей-богу, вернее и надежнее вступать в союз с разбойными шайками, чем с крымскими ханами!

Сальков, сам бывший разбойник, покивал кудрявой головой, усмехнувшись краем рта.

– Нам-то что теперь делать, полковник? – обратился Сальков к Горбатову. – Еще один такой бой, и от нашего войска ничего не останется.

– Лыков бежал, стало быть, и нам надо ноги уносить, – без колебаний ответил Горбатов. – Пойдем в Зарайск, к князю Пожарскому под крыло. До Москвы-то далече, а до Зарайска близко.