1612. Все было не так!

При этом война с Крымским ханством почти автоматически означала и войну с Турцией. И в самом деле, с самого прибытия в Москву намерение воевать с татарами и турками (выделено мною. – Д.В.) не сходило с языка у Дмитрия. И в самом деле, еще в 1598 г., во время похода крымского хана Казы-Гирея на Москву (на сей раз остановленного Борисом Годуновым без боя на дальних подступах к столице) на помощь татарам и «турский царь прислал янычар с 7000»[234]. С учетом того, сколь сильна тогда была Османская империя, без помощи союзников России пришлось бы, мягко говоря, нелегко!

Многие историки считают крымский план Лжедмитрия авантюрой, однако вспомним: полвека назад только нерешительность его мнимого отца помешала решить крымский вопрос раз и навсегда. Притом необходимо отметить, что подготовка к походу носила достаточно фундаментальный характер, царь самолично вникал во многие детали похода[235], а также интересовался наличием потенциальных союзников, посылал специальных послов узнать, готовится ли мир между «цесарем» и турецким султаном, «и хто с цесарем на Турского в соединенье? И король Литовский цесарю помогает ли, и хто из иных государей с цесарем стоит заодин против Турского?»[236] С Папой Римским Самозванец тоже толковал «только о союзе против турок»[237].

Так вот, необходимо отметить, что как раз в этом деле, важном для самой России, новоявленные «друзья» – папский престол, Польша и Габсбурги – не горели желанием объединяться с Москвой, на неоднократные обращения Лжедмитрия они отвечали в том духе, что «вы начните, а мы поддержим»[238]. Более того, Священная Римская империя как раз в 1606 г. заключила мир с Турцией (с которой, как уже говорилось, воевала с 1592 г.). Лжедмитрий, кроме всего прочего, убеждал Папу Павла V не допустить императора Рудольфа до мира с Турцией[239]. Мир, правда, был заключен уже через полгода после свержения и гибели Лжедмитрия, 11 ноября, но переговоры-то начались еще при нем!

В общем, плохим для габсбургско-католического лагеря Лжедмитрий был союзником, как и тот для него. Более того, в Польше наметилось стремление отставить от престола короля Сигизмунда, заменив его… Лжедмитрием! А что, мы уже видели: не впервой было московскому царю претендовать на польский трон.

Неудивительно поэтому как то́, что враждебные переменам силы старомосковского боярства (вероятно, и духовенства – угроза секуляризации, как и век с лишним назад, очевидно, многих церковных иерархов напугала) решили свергнуть нового царя, так и то, что их фактически поддержала и официальная Польша, а возможно, и другие страны габсбургско-католического лагеря. Во главе заговора встал Василий Шуйский.

Открыто свергнуть Лжедмитрия было невозможно: один раз тот же Шуйский за попытку такого заговора уже поплатился – еще в начале лета того же 1605 г., почти сразу после вступления Самозванца в Москву. Он прямо заявил, что «Гришка – вор и самозванец», за что и был приговорен к казни, и казнь назначена была на 25 июня 1605 г.[240] Исаак Масса пишет о недовольстве народа предполагавшейся казнью Шуйского и о том, что замены казни ссылкой, а потом и помилования опального князя добилась Боярская дума[241], однако сам же цитировавший его Р.Г. Скрынников отмечает, что И. Масса был противником Самозванца.

Можно понять, когда ненавидевший Габсбургов и Папу протестант И. Масса писал, что Самозванец «полагал так совсем подчинить Польше Московию… вознамерился истребить всех московских бояр и знатные роды… Нет сомнения, когда бы случилось это по его умыслу и по совету иезуитов, то он сотворил бы много зла… с помощью римской курии…»[242] Однако если человек приписывает Лжедмитрию такие замыслы, которых у того, как мы видели, и в помине не было, то можно ли этому верить? Тем более, что когда на плахе Шуйский просил прощения «у Государя, Патриарха, всех князей и думных бояр», то, по свидетельству «Нового летописца», «нихто же им (Шуйским. – Д.В.) пособствующе, все на них же кричаху»[243]. По словам Ж. Маржарета, которым в данном случае больше оснований верить, чем Исааку Массе, помилования для Шуйского добились мнимая мать царя Мария (Марфа) Нагая и поляк Бучинский[244], что тоже показательно для изменения отношения поляков к царю.

Короче говоря, я лично больше верю Н.И. Костомарову. Не царь, а суд всех сословий (назначенный Земским собором) приговорил Шуйского к смертной казни, а его братьев к ссылке, царь же демонстративно отстранился от дела, касавшегося его чести и престола, однако потом (хоть бы и по чьей-то просьбе) заменил Шуйскому казнь ссылкой в Вятку, а потом помиловал и вернул в Москву[245].