1612. Все было не так!

Кроме того, о восстановлении порушенной еще Иваном Грозным самостоятельности Церкви речи по-прежнему не было: Шуйский, во-первых, сразу же «свел» с престола ставленника Лжедмитрия патриарха Игнатия, сменившего Иова в 1605 г., – именно «свел» сам, своим царским решением, без духовного суда[279], а во-вторых, не захотел ни возвращать патриаршество отставленному Самозванцем Иову, ни ставить патриархом Ф.Н. Романова (Филарета), которого Самозванец вернул из Сийского монастыря, а Церковь поставила ростовским митрополитом. Подавно не было речи о продолжении патриаршества ставленника Лжедмитрия – бывшего архиепископа Рязанского Игнатия; кстати, последнего РПЦ и до сих пор не признает как патриарха, считая, что Иова в 1606 г. сменил Гермоген. Так вот, интронизации на патриарший престол этого самого Гермогена Шуйский и сумел добиться[280], хотя и несколько позже: венчать нового царя на царство, в отсутствие патриарха, пришлось новгородскому митрополиту Исидору. Впрочем, есть версия, что как раз Шуйский был сторонником Филарета, которого ему на несколько дней удалось-таки сделать патриархом, но пришлось низложить его под давлением бояр[281].

Интересно, что, как уже говорилось, и первый Самозванец, и Василий Шуйский продолжали преследовать Симеона Бекбулатовича. Лжедмитрий приказал постричь его в монастырь (Кирилло-Белозерский) – формально за то, что тот его не поддержал как царя, однако это малоправдоподобно. Очень уж такая мстительность не похожа на великодушного Лжедмитрия: даже уцелевших Годуновых он вскоре простил, отправив, их, правда, на воеводство в отдаленные города вроде Свияжска, Великого Устюга или Тюмени[282]. Родственник Годуновых М.Б. Сабуров вскоре по восшествии на трон Самозванца получил боярство, хотя в должности астраханского воеводы и сохранял до последнего верность Борису Годунову[283].

Короче говоря, скорее всего, Симеон Бекбулатович был пострижен для того, чтобы навсегда заказать ему путь к трону. Василий Шуйский пошел еще дальше: он приказал перевести Симеона на Соловки, куда отправляли тогда только опасных преступников, причем под жестким контролем – как выедет и как приедет, «чтобы нам о том ведомо было вскоре»[284]. Признаком большей, чем ранее, опалы было и то, что в новом царском указе Симеон писался «без отчества»[285]. Вероятно, у обоих царей, как ранее у Бориса Годунова, были основания его опасаться как претендента на трон…

Когда и где окончился жизненный путь первого Самозванца?

Лжедмитрий I погиб (или считалось, что погиб… – об этом чуть ниже), но в народных массах сохранялась вера в «доброго царя Дмитрия». Этому способствовали в воображении суеверных людей того времени и некоторые природные явления. Так, после убийства царя на восемь дней наступил холод, погубивший все хлеба и даже траву на полях. Пошли слухи и о том, что вместо Лжедмитрия погиб другой человек (например, в качестве такового называли ткача-камчатника из Польши, вывезенного оттуда Мариной Мнишек)[286], а «Дмитрия» будто бы видели живым[287]. Даже в Москве, по словам Г. Паэрле, «народ и стрельцы очень жалели о смерти Димитрия, обвиняли бояр в том, что они его убили»[288]. Ходили упорные слухи о чудесах и знамениях, сопровождавших тело убитого царя: передавали, что вокруг его тела стоят огненные столбы, что на него садятся голуби.

Особенно упорно эти слухи носились, конечно, в Северской земле, которую не только лишили налоговых льгот, данных ей Самозванцем, но, по словам Г. Паэрле, носились упорные слухи, что Шуйский хочет чуть ли не поголовно истребить северян за поддержку Лжедмитрия[289]. Понятно, что когда по воцарении Шуйского по всем городам Московского царства были разосланы грамоты, извещавшие о том, что будто бы он избран «по приговору всех людей Московского государства, духовных и светских»[290], то в Путивле, Ельце, Кромах и Рыльске посланцев Шуйского, приехавших сообщить о его воцарении и «рассказать правду о Гришке», просто убили, а их грамоты сожгли[291]. Убийством «Дмитрия» и «избранием» Шуйского возмутились и жители Рязанщины во главе с могущественным местным родом Ляпуновых[292]. Остался верен «Дмитрию» и новый астраханский воевода – окольничий князь Иван Хворостинин[293].

Но неспокойно было и в других местах, включая, как мы видели, и столицу. От греха, как говорится, подальше Шуйский распорядился устранить главный «вещдок» – сжечь тело Самозванца, а пеплом выстрелить из пушки в сторону Польши. Это, кстати, само по себе странно: если был убит «тот, кто надо», то необходимо было, напротив, продемонстрировать хорошо знавшим покойного царя москвичам, что убит именно Самозванец, а не «чужой дядя». А там, глядишь, слухи об этом поползли бы и по всей стране…