1632

Саксонские войска — а они составляли треть противника — были неподготовленными, непроверенными в бою и, очевидно, растерянными. Сам курфюрст Иоганн Георг, в окружении молодых дворян, одетых в саксонские аляповатые шарфы и плащи, командовал саксонской кавалерией на самом левом краю. Заново перевооруженные, кавалеристы блестели своим полированным оружием и выделялись ярким обмундированием. Доблестные ветераны Тилли не были впечатлены. Овцы также выглядят неплохо перед стрижкой.

Шведы представляли собой совсем другую картину, и произвели на солдат Тилли противоречивое впечатление. Действительно, выстроились они красиво, но как много там натуральных оборванцев!

Впрочем в этом, рассказы очевидцев битвы совпадали. Шведские войска, говорил один из шотландских офицеров много лет спустя, "выглядели запыленными кухонными работниками, в их грязном тряпье." Шведский наблюдатель говорил то же самое, сравнивая свои войска с войсками Тилли:

Наши люди выглядели грязными оборванцами (от тяжелого труда и постоянных лишений этих двух лет), на фоне сверкающих, позолоченных доспехов имперских войск. Наши шведские и финские клячи казались жеребятами на фоне их огромных германских битюгов. Наши ребята выглядели робкими крестьянами на фоне ястребиноносых и усатых ветеранов Тилли.

Армия Тилли в течение многих лет не знала поражений. По правде говоря, среди этих 'ястребиноносых и усатых ветеранов' было много новобранцев. Дезертирство в армии того времени приобрело астрономические масштабы. Но, из-за бардака, который охватил центральную Европу, люди, которые дезертировали, как правило, оказывались в других армиях. Или, достаточно часто, просто 'вступали заново' в армию, которую недавно бросили. И всегда были новички, доступные для найма, в связи с тем же бардаком. Формальности и строгости, которые характеризовали более поздние армии, почти полностью отсутствовали.

Тем не менее, даже самый сырой новобранец, вступивший в армию, примерял на себя ореол легенд и престижа прошлого. Будь ты ветеран или нет, ястребиноносый или нет, усатый или нет, они несли на себе этот ореол. И для всех, кто сталкивался с ними, не было ничего более устрашающего, чем то, что перед ними на поле боя 'люди Тилли'. Эта монументальность иногда слегка искажалась, но это была монументальность, высеченная из гранита подлинной истории.

Католические солдаты начали повязывать белые ленты на свои шляпы. Приветствуя появившегося старого полководца — ему исполнилось семьдесят два днем раньше — они один за другим цепляли на себя его отличительный белый боевой символ. Восторженные крики 'Папаша Тилли!" перелетали от терции к терции. Вместе с торжествующим боевым кличем империи: Дева Мария!

Густав Адольф также обратился к своим войскам. Царь был знаменитым оратором — без сомнения лучшим в Швеции — и солдаты встречали его с восторгом. Густав Адольф славился своей храбростью. Не было со времен Александра Великого правящего монарха, показывавшего такую ​​личную отвагу — вплоть до безрассудства — на поле боя. К настоящему времени его огромное тело несло на себе следы многочисленных ранений. Он не носил защитных доспехов, потому что не мог физически. Польская пуля, поразившая его четыре года назад в битве при Диршау, до сих пор оставалась в шее. Доспехи раздражали рану, и король сражался в защитном кожаном камзоле, полагаясь на волю Бога.

Слушая его обращение к ним перед битвой, шведские войска привязывали зеленые ветви к своим шлемам и прочим головным уборам. Когда он закончил речь, они взревели своим собственным боевым кличем: Gott mit uns! Gott mit uns!

* * *

Битва при Брейтенфельде началась в полдень. Первые два с половиной часа противники просто обменивались пушечным огнем. Тилли и Густав пока только оценивали друг друга.

Шло время, и становилось очевидным, что шведская артиллерия на голову превосходит своих противников. Король имел больше пушек, а пушки и обученные артиллеристы были лучше. Торстенссон блистал. Шведские канониры выдавали три выстрела на один от имперской артиллерии.

Паппенхайм, нетерпеливый и стремительный, как всегда, не выдержал и повел своих черных кирасиров в атаку. Не дожидаясь команды Тилли, командующий имперским левым флангом обрушился на шведский правый фланг.

Это было глупо, и Тилли проклял его за это, прежде Паппенхайм успел проскакать сто ярдов.

— Они отняли у меня мою честь и мою славу! — воскликнул он, вздымая в отчаянии руки.