1632 (ЛП)

      - Это отрывок из чего-то там под названием 'Весна священная', - пояснил он. - Бекке это очень нравится.

      - Рад, что она не моя жена, - пробормотал Леннокс под нос. - Даже если деваха выглядит, как Клеопатра.

      Маккей улыбнулся. Он вышел вперед, подойдя вместе с Майком ко входу в палатку.

      - Мне вот интересно, - сказал он. - Ребекка была с вами, лунатиками, где-то год, не больше. - Алекс сделал жест подбородком в темноту за порогом палатки. - Так как же ей удалось узнать так много о вашей музыке?

      Майк пожал плечами.

      - А чтоб мне пусто было, если я понимаю. Ей отец помог, вроде. Бальтазар за это время стал фанатиком классической музыке. Он говорит, что тупорылые лютни надоели ему до тошноты.

      Он колебался, разрываясь между гордостью и желанием не выглядеть влюбленным мужем. Но, так как он и гордился своей женой, и был влюбленным мужем, борьба была недолгой.

      - Не знаю, Алекс. Как ей удается все это, наряду со всем этим ее чтением, и всем остальным? Просто не знаю. - Его грудь распирала гордость за неё. - Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что Бекки - самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Или когда-нибудь смогу встретить, как мне кажется.

      Маккей кивнул.

      - Это всё так. И тем не менее...

      Он замер.

      - А чтоэто?

      Майк несколько мгновений вслушивался в звуки мощного сопрано Леонтайны Прайс. Затем рассмеялся.

      - Неужели не нравится? Это называется Liebestod. Написано парнем по имени Вагнер.

      Алекс поджал губы.

      - Невероятный голос, с этим я согласен. - И поморщился. - Но её песня звучит так, как будто бедная женщина умирает.

      - Она именно это и делает. - Майк повернул голову, глядя на зубцы над головой. - И весело: - И, позволь заметить, она сообщает об этом всему миру, ничуть не спеша, с самолюбованием.

*** 

      Так продолжалось всю ночь. Подготовленная Ребеккой программа включала, после Liebestod, еще добрую дозу Вагнера. Если уж на то пошло, она ненавидела этого композитора, как за театральность его музыки, так и за его подлость и антисемитизм. Но она полагала, что эта музыка подходит к случаю. Так что воплощение Тевтонской напыщенности атаковало испанских солдат, запершихся в германском замке, поражая их уши не хуже чугунной кувалды. Там был и "Полет валькирий" и грандиозные оркестровые композиции из "Колец Нибелунгов": "Вход богов в Валгаллу", "Прощание Вотана", "Похоронный марш Зигфрида" и, последним ударом, "Самосожжение Богов".

      Когда все это закончилось, Фрэнк Джексон вздохнул с облегчением.

      - Хорошо, что они проиграли Вторую Мировую, - прорычал он. - Можешь ли ты представить, что тебя бы вечно заставляли слушать все это дерьмо?

      Майк фыркнул.

     Ты думаешь, что это - самое плохое из всего возможного? - Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. - Попробуй как-нибудь послушать Парсифаля.

      Он поднял бинокль к глазам и направил его в сторону крепости. Зубчатые стены по-прежнему утопали в темноте, кроме тех мест, куда падали лучи прожекторов. В поле его зрения не было ни одного испанского солдата.

      - Бекки однажды заставила меня это прослушать от начала до конца. Все пять проклятых часов.

      Джексон нахмурился.

      - Зачем? Мне казалось, ты сказал, что она ненавидит Вагнера.

      - Да, ненавидит. Она просто хотела доказать мне, что ее точка зрения имеет причины.

      Музыка, разносящаяся из громкоговорителей, опять резко изменилась. Майк посмотрел на часы.

      - Великолепный расчет по времени, - сказал он тихо. - То, что французы называют ''piece de resistance'.

      Фрэнк навострил ухо.

      - Что это такое?

      - Если верить Бекки, это музыкальное произведение передает суть войны, как ни одно другое, написанное до или после.

      Майк вышел из палатки и направился на поляну за ней. Увидев стоящего там Феррару, он махнул рукой. Бывший преподаватель естественных дисциплин кивнул и обратился к своим юным подчиненным. Правильнее сказать, партнерам по криминальному мероприятию.

      - Время начинать фейерверк, ребята.

      Улыбаясь, Ларри, Эдди и Джимми устремились прочь. Каждый из них направлялся в сторону одной из катапульт - и ракетных установок, стоявших рядом с ними.

      Майк не спеша побрел назад, останавливаясь на каждом шагу. Он слушал музыку. К тому времени, как он вернулся в палатку, лицо Фрэнка показалось ему напряженным.

      В этом не было ничего удивительного. Восьмая Симфония Шостаковича, транслировавшаяся сейчас на полную громкость, громыхала ужасом разоренной войной России будущего - над разоренной войной землей сегодняшней Германии. Сталин хотел, чтобы это было триумфальное произведение, чтобы отпраздновать перелом в войне и грядующую победу над нацизмом. Но Шостакович, хотя и был советским патриотом, дал диктатору совсем другое - величайшую симфонию ХХ века. И если произведение в целом передавало дух 1943 года, это не касалось третьей части. Там был чистый, беспримесный вопль, и ничто иное. Ужас, страдания и горе, воплощенные в музыке.