1632-vtrehub

Вскоре в палатке кроме короля остался лишь Оксеншерна. Густав ждал, пока все уйдут прежде чем начать.

- Вестей от Маккея не было?

Оксеншерна покачал головой. Король смотрел волком. «Мне нужны эти голландские деньги, Аксель. Сейчас наши финансы почти целиком зависят от милости французов. Кардинала Рише-льё.» Выражение лица стало кислым. «Я доверяю этому даже не дву- а трехличному паписту настолько же, насколько и самому Сатане!». Аксель только пожал плечами. Он попытался придать своей улыбке ободряющий характер, но без особого успеха, не взирая на свой талант дипломата.

«У французов – у Ришельё, - свои довольно серьёзные причины поддерживать нас, Густав. Пусть они католики, но они куда сильнее озабочены династическими амбициями Габсбургов, чем восстановлением власти папы в Северной Германии.»

Но короля это не смягчило. «Я знаю об этом!» - резко бросил он в ответ. «И что? Ришельё хочет одного – долгой, кровопролитной и разрушительной войны в Священной Римской Империи. Пусть половина немцев подохнет, да хоть все! Ришельё вовсе не жаждет нашей победы, Аксель, напро-тив! Он просто хочет, что бы мы пустили кровь австрийским Габсбургам. И испанским заодно.» Лицо исказилось злостью.  «Шведское пушечное мясо на службе у сквалыги-француза.»

Он с силой стукнул тяжелым кулаком по ладони другой руки. «Мне нужно больше денег. От Рише-льё  я их не получу, а шведскую казну мы уже выдоили досуха. Остаётся одна Голландия. Они богаты, эти голландцы и у них есть основания желать поражения Габсбургов.»

Теперь уже перекосилось и худое аристократическое лицо Оксеншерна. «Голландская республи-ка,» - проворчал он с кислым видом. Король взглянул на друга и засмеялся: «Ох, Аксель! Вечно твой аристократизм!»

Насмешка заставила Оксеншерна напрячься. Их род был одним из самых знатных среди всего шведского дворянства, и Аксель, при всей гибкости ума, был твёрдо привержен аристократичес-ким принципам. Ирония заключалась в том, что единственный человек в Швеции, который стоял согласно этому принципу выше его, относился значительно более скептически к достоинствам аристократии.  Густав II Адольф провел годы, сражаясь с польским дворянством, прежде чем скре-стить шпаги со своими германскими противниками. Этот опыт оставил ему определённое презре-ние к тому, что звалось «знатью». Поляки были отважны на поли битвы, но по отношению к своим крепостным были по-звериному жестоки. У немцев, за редким исключением, не было даже этого достоинства. Большинство из них на протяжении всей войны не покидало комфорта замков, в то время как обязанность сражаться была возложена на наёмников. Оплачивались последние, само собой, налогами, выжатыми из обнищавших, измученных болезнями и голодающих крестьян.

Но смысла возобновлять старый спор с Акселем он не видел.  У Густава было в тот момент доста-точно других проблем. «Если Маккей не доложил, значит голландский курьер до него ещё не добрался,» - принялся он размышлять. «Что же могло произойти?»

Аксель фыркнул в ответ: «Произойти? С курьером, пытающимся пересечь Германию на четырнад-цатом году войны?»

Густав нетерпеливо затряс головой. «Голландцы собирались послать еврея,» - сказал он назида-тельно. «Они снабдят его письмами для беспрепятственного проезда. И Фердинанд сам издал указы касательно обращения с евреями в Священной Римской империи. Он не хотел бы их отпуг-нуть, поскольку ему нужны их деньги.»

Оксеншерна и тут только пожал плечами. «Пусть даже и так, случиться могло что угодно! Люди Тилли уже бесчинствуют в тех землях. Они не на императорской службе, по крайней мере не напрямую. Что этим наёмникам до Фердинандовых указов, если в руках их банды окажется курь-ер с сокровищами? И уж точно их не остановят голландские письма беспрепятственного проезда.»

Король сердито сверкнул глазами, но оспаривать утверждение не стал. Он понимал, что скорее всего Аксель прав. Германия на сегодня представляет собой буйный разгул. Любое преступление, которое мог задумать человек, произошло там уже бесчисленное множество раз.

Густав сделал глубокий вздох, сцепил пальцы и, вывернув руки, пощёлкал суставами.

- Я задаюсь мыслью, Аксель… Задаюсь мыслью. – Он повернул голову и встретился своими голубыми глазами с карими.

- Я поклоняюсь и чту милостивого Б-га. Как же мог он допустить катастрофу, подобную этой вой-не? Боюсь, грехи наши были страшны, если им воспоследовало такое наказание. И, оглядываясь вокруг себя, глядя на состояние королевств и прочих владений, я думаю, что могу даже назвать этот грех по имени. Гордыня, Аксель! Зарвавшееся, безграничное высокомерие. Благородство лишь родословной, но не духа!

Оксеншерна даже не пытался возражать. Да он и не хотел. Он, Аксель Оксеншерна, канцлер Швеции, был на одиннадцать лет старше своего короля. Старше и, зачастую, мудрее. Той самой мудростью, что много лет назад привела его к принятию определённых твёрдых решений.

Первым из этих решений было признание того факта, что Густав II Адольф      - величайший из монархов, которого когда либо рождала Скандинавия.