168 часов до Парижа

Быстро привыкнув к удовольствиям обеспеченной жизни, актриса постоянно откладывала убийство мецената. Серафиме было приятно, когда состоятельный мужчина бросался исполнять её желания по первому знаку. Когда все сроки вышли, арестовали Горького за участие в студенческих волнениях. Только благодаря деньгам Морозова удалось освободить автора «Буревестника». Но и этого оправдания хватило ненадолго. Столкнувшись с чёрной неблагодарностью рабочих, объявивших забастовку, фабрикант отказался давать деньги марксистам, зовущим пролетариат к организованной борьбе за свои интересы.

Месть партии настигла жадного фабриканта, деньги для нового акта лежат в ридикюле из прочной тафты. Серафима чувствовала облегчение. Казалось, дело устроилось как нельзя лучше, однако оставался один и самый главный вопрос – кто такой Ленар, и почему решился на убийство Морозова? Его легенда с каторгой у кхмеров выглядела фантастично, но другой не было. Конспирацию, как говорится, никто не отменял, значить так надо, решила Серафима.

Из рупорных динамиков пульсировали низкой частотой горячие призывы развивать «Добровольное Общество Авиаторов», прерываемые духовым оркестром, игравшего по очереди «Дунайские волны» и «Марш Энтузиастов». Ничего не меняется в человеческой натуре, проходят века, а люди неистребимо шлифуют эволюцию вида. Думаете, в империи арнов по-другому? Вовсе нет! Нельзя растопырить пальцы на весь рояль сразу. Вера в нравственные ценности движет паровозы истории к очередной войне, локальной или мировой уже неважно. Главное, нельзя жить в государстве без этой самой веры, веры в институты насилия. Не имеет значения в какой форме, интеллектуальная лоботомия одна из них. А как не лоботомия, когда марксисты заседают в Государственной Думе, но при этом затевают свержение монархии? Хорошо, пусть будет, но зачем в этот дурдом приехал Левоневский? Здесь интеллект Ленара, казалось, ко всему приученный, начал искрить встречными токами, не имея чётких маршрутов.

Каждый раз, наблюдая пропаганду очередных истин, Ленар задавался вопросом: может ли разумное существо отказаться от борьбы за свою единоличную жизнь для царства Бога на Земле, и приходил к неутешительному выводу – Может! Только вот вопрос, когда цель достигнута, где будет Бог, где будет находиться эта самая вечно недостижимая истина – Умрёт? Ведь любая абсолютная победа – это крик обезумевшей от горя матери над телом поверженного героя. Миллионы людей идут погибать ради лучшей жизни, и что-то не случается им её увидеть? Да и какой разумный человек готов умереть, чтобы жить потом в песнях? Можно, конечно, найти пару сотен безумцев, а вероятно и тысячи, но чтобы миллионы? Начинаешь сомневаться в разумности подобных граждан. Массовое помешательство указывает со всей очевидностью на «Дунайские волны», которые непременно закончатся «Маршем Энтузиастов», и «энтузиасты» здесь ключевое слово.

В огромном ангаре из гофрированного железа беглецы, воспользовавшись шумным митингом, облачились в спецовки и покатили бочку с надписью: «Осторожно ртуть!» под мелодию «Боже, Царя храни». Провожавшие, сорвав головные уборы, запели нестройными голосами:

Боже, Царя храни

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам,

Царствуй на страх врагам,

Царь православный.

Боже, Царя храни!

«Да, чувствуется, идеи воздушного террора ещё не дали всходов в гипоталамусе человечества. Придётся выступить новатором», – отметил про себя Ленар, беспрепятственно поднявшись в салон небесного гиганта. Закатив бочку с опасным содержимым в библиотеку, нашёл каюту с иллюминатором, смотрящим вперёд из крыла самолёта. Серафима тут же расположилась у металлического зеркала, чтобы срезать вьющиеся локоны маникюрными ножницами. Получилось не очень: барышня обрела вид калёной рецидивистки из жёлтого дома с пузатым ридикюлем, на которой красовалась серебряная надпись Stephen Fry.

– Решительная вы барышня, однако. И что, обязательно лишать себя красоты, в угоду барабанам прошлого? Морозова уже нет, а вы мстите его светлой памяти?

В толстом стекле иллюминатора было видно, как жандармы оттеснили восторженную публику, освобождая взлётную полосу. Один за другим заработали восемь авиамоторов по 900 лошадиных сил каждый, двухметровые колёса в аэродинамических обтекателях запрыгали на стыках бетонных плит. Земля нехотя, с тяжёлым вздохом отпустила гудящий от нетерпения самолёт в небесные просторы. Фима, насладившись панорамой, ответила:

– Товарищ Ленар, с прошлым надо расставаться легко и навсегда, иначе оно догонит, чтобы задушить в липких объятиях родственников. Вы же сами сказали, что переходим на нелегальное положение? Вот, согласно директиве, меняю внешность.

– Да вы философ. Предстоит разговор с командиром судна, а у вас фасон драной кошки. Впрочем, я уже придумал историю. Будете несчастной женщиной, зарезавшей любовника-тирана. Бил, насиловал, в довершение всего, проиграл в карты. Позволяю несколько штрихов о тяжёлом детстве в сиротском доме.