17

К несчастью, поэтому нельзя говорить, что есть плохие люди, есть хорошие, есть только Люди, которым дали совершить выбор. То, что они сделали в данной конкретной ситуации, делает их хорошими или в плохими лишь сейчас, и то, только для тех, кто присутствовал при совершении выбора. Те, что не наблюдали за человеком, не могут сказать, хороший он или плохой, пока не увидят. Каждый из людей на Земле – просто человек Шредингера.

Довольно часто людей (как социальных животных) сравнивают с муравьями или пчелами, – есть определенные детали с определенной функцией, что имеют свое место и время, что социум это единый организм, шестерёнки в котором время от времени меняются. Не знаю, что по этому поводу думают учёные, но я не помню ни одной попытки пчел из разных ульев придти к согласию и объединиться в борьбе с общей проблемой.

Однажды одна из макак взяла палку, чтобы доставать ей фрукты с деревьев, а вторая взяла палку, чтобы силой заставить первую доставать фрукты с деревьев для себя любимой.

Были в моей жизни и люди, которых я любил, как мне кажется, по-настоящему. Основное отличие этих людей от всех остальных заключается лишь в одном: со всеми людьми мне интересно говорить, с любимыми мне интересней молчать. Иногда просто сидишь и слушаешь чужие слова, которые не близки тебе особо, но ты точно знаешь, что они важны другому человеку. И понимаешь, что он высказался, что ему от этого стало легче, а как итог и тебе от этого стало легче на душе.

Где бы я не был, в каком бы городке я не обитал, рядом всегда со мной были эти бесполезные детальки социального конструктора с гордым названием "счастье". В нем всегда было невероятное количество возможных вариантов, которые можно было собрать в итоге, были самые красивые из возможных сцен в кино, книгах или на рисунках потрёпанных блокнотов, но в них всегда не доставало только одной детали. Меня. В голове прокручивались миллиарды сцен, в которых я действительно был счастлив, в окружении достойных и оттого дорогих мне людей, игрушек, которых никто и никогда не отдаст ребенку помладше, не спросив у меня, наигрался ли я в этот дешёвый пластмассовый конструктор. Снаружи я лежал на кровати и безмолвно бурил взглядом серый квадрат потолка.

И, пока я считал, что одиноко смотрю наверх

Были в моей жизни и Люди.

9 августа 2022

Я ничего не вижу

Я ничего не вижу.

Во всех направлениях одинаково томная темнота давит на неокрепшие руки, если не считать тонкого лучика то ли солнца, то ли мерцающей лампы накаливания, едва пробивающегося сквозь потолок океана.

Я пытаюсь плыть, но не могу. Руки совсем не слушаются меня, я прилагаю усилия, но пусть внутри я мечусь – конечности ватные, они не способны справиться с водой.

Я смотрю наверх и вижу искру, вижу спасительный огонек и уже на полпути к нему осознаю движение. Руки по-прежнему чувствуются дешёвой китайской резиной. Затылок отдаёт неприятным зудом.

Я уже так близко. Позади себя, в толще воды я слышу крик ребенка, слышу так отчётливо, будто нас разделяла не жидкость, а куда более привычный воздух.

Нельзя оборачиваться. Если свет так близко, если я уже почти чувствую его жар – обернуться будет куда большим преступлением, чем спастись самому.

Крик продолжается. Ребёнок молит о помощи. Руки сами двигают меня обратно, в пучину беспросветного.

Я никогда не боялся воды, я боялся того, что может в ней прятаться.

Я задыхаюсь. Пару секунд назад мне казалось, что воздух в моих лёгких вечен.

Я оборачиваюсь.

Оно было страшным и в то же время величественным, нечто настолько громадное, что человеческий мозг навряд ли смог оценить действительные Его размеры. Снаружи существо напоминало что-то среднее между гуманоидом и гигантским ракообразным. Антропоморфным кракеном оно бороздило просторы вечного синего.

Полностью белое существо смотрело на меня сквозь мутную воду, глаза Его были прекрасного огненно-рыжего цвета, любимого моего оттенка. Кое-как я разглядел на лбу Его человеческие морщины.

Я представил насколько Оно старо. В голове невольно всплывали картины, что нечто смогло запечатать в собственном разуме.

То, как расправив белые плавники, словно крылья, ничем и никем не ограниченное существо пронзало зеркальную гладь, то, как Оно всматривалось в каждый миллиметр пучины, каменные замки, подводные вулканы, удивительно яркие корабли в разбитых бутылках. Оно было везде и одновременно было никем, ибо нечто было столь же великим, сколь и одиноким.

А ведь это – одиночество, вдруг понял я, безмерное, неизбывное одиночество, – людям никогда не придется прочувствовать такое…

Мне стало жаль Его, ведь существование настолько огромного существа делало Его жизнь бессмысленной – за счёт невероятных размеров нечто обеспечивало себе безопасность, никто не мог прокусить Его кожу, никто не мог убежать от преследования, наконец, никто не мог уйти от страха быть отправленным в небытие посредством десятков, сотен острых зубов.