17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера (СИ)

У Гротманна на такой случай как раз был с собой мешок — прямиком из больничного морга. Сейчас Гротманн открыл мешок и высыпал на стол круглые предметы, напоминавшие весом и формой спелые арбузы. Но это были не арбузы, а аккуратно отделенные от тел головы: рейхсляйтера Бормана и рейхсминистра Шпеера.

Шеи голов были подвязаны бинтами, чтобы не запачкать стол, у Бормана рожа застыла в посмертной гримасе ужаса, пуля пробила ему лоб. А вот Шпеера, которому я стрелял в лицо, узнать можно было только с трудом — разве что по сохранившемся рту, ушам и одному глазу.

Головенка Бормана тут же покатилась по столу и уперлась в бутылку коньяка, голова Шпеера со стола чуть не упала, так что Гротманну пришлось её ловить.

Военные заахали, кто-то выругался, а кто-то забормотал начало «Отче нашего».

А Ольбрихт удивленно поднял брови.

— Узнаете? — поинтересовался я, — Или мне надо было подписать эти головы?

Ольбрихт на миг утратил дар речи. Потом облегченно выдохнул:

— Не нужно. Тут и без подписей ясно. Борман и Шпеер. Но черт побери…

Вот теперь генералы были дезориентированы полностью. Никто больше ничего не понимал. Такого хода от Гиммлера явно не ждал никто.

Надо было ковать железо, пока горячо, так что я решил вогнать вояк в еще больший шок.

— Геббельса сюда! — потребовал я.

Мой адъютант Брандт тут же бросился в коридор и отдал распоряжения. Геббельса мы хранили в одной из подсобок рядом с конференц-залом. Двое моих эсесовцев втащили министра пропаганды в зал, Геббельс все еще был избитым, окровавленным, в наручниках и с заткнутым тряпкой ртом.

Рейхсминистр сопротивлялся, упирался ногами в пол, как козлик, которого тащат на бойню. Зато он, в отличие от Шпеера и Бормана, пока что был живой и даже с головой на плечах.

— Узнаете? — снова спросил я.

На этот раз кто-то из генералов расхохотался, а другой в ужасе перекрестился.

— Ну-ка освободите Геббельсу рот, — потребовал я, — Пусть поучаствует в наших переговорах!

Изо рта Геббельса извлекли тряпку, но Геббельс сначала только хрипел и плевался. Лишь когда мой адъютант Брандт поднес рейхсминистру стакан воды — Геббельс набрал воду в рот, потом выплюнул, потом схаркнул кровавой слюной, а потом заорал:

— Это не Гиммлер! Что вы стоите, тупицы? Убейте его. Это не Гиммлер! Бес вселился в нашего рейхсфюрера…

— Ну хватит, — распорядился я, — Этот способен болтать бесконечно, так что верните тряпку на место.

Геббельсу снова забили в рот тряпку, на этот раз еще глубже, а потом утащили хрипящего министра вон.

Я сурово оглядел шокированных генералов.

— Вопросы?

Вопросов не нашлось.

Заговорил Ольбрихт, но это был не вопрос, а утверждение:

— Значит, вы и правда убили Гитлера…

— Пытался убить, — перебил я, — Но увы — фюрер жив. И неизвестно где. Надо его найти и ликвидировать, это наша с вами первейшая задача.

Ольбрихт на это печально покачал головой:

— «Наша»? Вообще мы пришли сюда принять вашу капитуляцию, рейхсфюрер, а не выслушивать от вас постановку задач.

— Что? Капитуляцию? — я нервно расхохотался, — Капитуляцию? Да вы с ума сошли! Ольбрихт, друг мой, у меня мои верные ??. И каждый из моих парней готов умереть за меня и фюрера. А фюрер…

Я указал на Айзека.

— … Фюрер тоже у меня, как видите. Немцы считают фюрером его! А еще вы можете заметить, что я совершенно нетерпим, когда мне перечат. Поглядите еще раз на эти головы на столе, Ольбрихт. Вы хотите, чтобы ваша собственная башка составила компанию Борману и Шпееру, м? Или предпочитаете отправиться под арест с доктором Геббельсом?

Ольбрихт явно мучительно размышлял, на миг повисло молчание.

Потом кто-то из генералов потребовал:

— Да уберите уже со стола эту гадость! Господа, побойтесь Бога. Меня лично тошнит глядеть на Бормана рядом с колбасой.

Он, пожалуй, был прав: голова Бормана и правда откатилась от бутылки коньяка и теперь лежала рядом с тарелкой колбасной нарезки. Я был уверен, что эту колбасу никто из присутствующих теперь точно в рот не возьмет.

— Уберите, — кивнул я Гротманну.

Адъютант тут же покатил головы к краю стола, они упали в мешок, который уже держал наготове другой мой адъютант.

А Ольбрихт тем временем вышел из ступора:

— Ну ладно. Я готов выслушать ваши требования. Но после того, как вы ответите мне на один вопрос.

— Спрашивайте, — милостиво разрешил я.

— Кто вы, собственно, такой? — прямо поинтересовался Ольбрихт, — Геббельс сказал правду. Вы не Гиммлер. Вы не можете быть Гиммлером. Настоящий рейхсфюрер бы никогда не выступил против Бормана или Геббельса, про фюрера я уже даже не говорю. Так кто вы?

Вот блин. Опять этот проклятый вопрос. И я понятия не имел, что на него отвечать. Я все продумал, а вот это — нет. Само собой, утверждать что я Гиммлер будет просто глупо: никто не поверит. Эти генералы же не идиоты, а Ольбрихт вообще явно тот еще умник. Но и признаться, что я русский попаданец я не мог, эти люди же патриоты Германии.