Алкогольные маршруты временно одинокого мужчины чрезвычайно замысловаты. В этой разрушительной войне сознания с самим собой наверняка присутствует какая-то глубоко скрытая внутренняя логика. Возможно, существуют даже хорошо проработанные планы молниеносного вторжения на территорию противника и детально прорисованные карты местности. Но в любом случае победителями почему-то всегда оказываются кассы баров и супермаркетов.
Двенадцать дней в ожидании Леры я провел так, будто песня «Добрых дел мастер» - это про меня. Местные дворовые алкоголики довольно быстро прониклись ко мне симпатией и не злоупотребляли просьбами «выручить копеечкой». Они прекрасно знали, что пара бутылок пива на их долю обязательно перепадет.
Каждое утро начиналось с клятвенных обещаний самому себе, что сегодня – последний день, что я буду держать себя в руках, что вот эти четыре банки на самом деле последние. И что надо собраться и начать ходить в университет.
Двенадцать бесконечных дней были скорее похожи на двенадцать серий какого-нибудь комикса про человека, которого преследует изощренное наказание богов – невероятная скука. В памяти не оставалось ничего, кроме случайных стоп-кадров невнятного фильма, снятого озабоченным своими комплексами режиссером-идиотом. Память же мобильного телефона заполнялась чьими-то номерами с условными обозначениями типа «igor bar ustrica» или «vitya pivo ulica lenina» [да, я так и не освоил кириллицу в телефоне]. Я придумал специальную систему разграничения контактов – случайные собутыльники записывались с маленькой буквы. Охранники злачных заведений, в которых не протирают столы, потому что местная публика этого даже не замечает, начали здороваться со мной за руку.
Единственное, чего я себе не позволял – случайных девиц в постели. Впрочем, и неслучайных тоже.
Когда постоянно пьешь, реальность начинает напоминать упавшие в воду картинки из журнала «Мурзилка». Вдруг, посреди чернильной мути, проступают с детства знакомые очертания Чебурашки или его странноватых друзей, непонятно чем удолбанных. Каждый день сливается с предыдущими: мобильными звонками, полными грамматических ошибок сообщениями вконтакте, синяками на локтях, невнятными разговорами посреди бульвара, липкими скамейками, забитыми волжским песком кедами, неприятными рукопожатиями бывших друзей. А еще эти любимые футболки цвета британского флага, которые ты каждый день кладешь в стирку, но забываешь постирать. А еще есть мама, которой ты каждый день обещаешь, что приедешь на ужин.
И мама реально страдает. Она же все понимает, просто не хочет говорить. И все равно, что у нее есть еще дети, кроме тебя. Они, кстати, тоже ебут мозг своими звонками, и тоже обещают приехать сегодня на ужин.
Каждое утро ты чувствуешь себя сволочью. Той самой сволочью, из-за которой на Страшном Суде пострадают все без разбора: невинные дети, владимиры владимировичи путины [которым, кстати, как раз самое место в аду], девственные страдалицы из монастырей, которые ни в чем не виноваты, впрочем, какая разница?..
Почему именно я должен отчитываться за всех вокруг? Почему я должен чувствовать себя гадом, когда любая мелкая корпоративная сошка испражняет из себя гораздо больше ненависти ко всему окружающему, чем сам Нерон?
Стоп.
Пора перестать употреблять.
…
@@@
За все время наших довольно нелепых отношений мы с Лерой поругались всего один раз. Ссора была очень короткой, но в буквальном смысле разрушительной: Лера разломала на части купленный в ИКЕА торшер, швырнув его на стеклянный столик, который, к слову, тоже треснул. Я же разбил о стену свой мобильный телефон и оставил на Лериных запястьях довольно сильные и заметные синяки, когда пытался ее успокоить. После этого случилось долгое, растянувшееся почти на два часа, истерическое молчание. Впрочем, закончилось все не менее истерическим примирением: Лера не смогла сдержать смех, когда я зашел в комнату, чтобы все-таки высказать ей пару накопившихся гадостей, но споткнулся о валявшийся на пороге стул, несколько раз скакнул на одной ноге, стукнулся головой о стеллаж с книгами и в результате уперся вытянутыми руками в стену, остановившись в позе арестанта на обыске. Гадости уже вылетели из головы, а сам мой вид, конечно, так и напрашивался на то, чтобы посмеяться.
Сейчас же мы находились на грани новой ссоры. Никому не хотелось выяснения отношений, но и уступать никто не собирался.