17 - Prelude

За все время, пока я спускался вниз вдоль автострады, по ней проехал один-единственный автобус с надписью "Добро пожаловать на Подножие", демонстрировавшейся на пяти языках — английском, немецком, русском, японском и китайском. И черт меня дернул рассмотреть его поближе.

Мой взгляд встретился с зелеными глазами той самой так насторожившей меня женщины.

Я торопливо отвернулся. Автобус, — серо-неоново-зеленый "Тойота Нюклеобус" поехал дальше, и мне оставалось только пялиться на круглую заглушку на корме автобуса, закрывавшую электролитическую ячейку.

"Надо же, теперь они и в автобусы их пихают", — ни с того ни с сего возмутился я про себя.

***

На улицах Подножия запустения не ощущалось совсем. Конечно, толкучку было не сравнить с той, что царит в Токайдо или Великом Лондоне — точнее, по тамошним меркам улицы Подножия были вообще пустыми. Но лавировать между людьми пришлось немало.

Кляйн-Тюрингию я пересек пешком — район, когда-то отстроенный, похоже, немцами, был одним из самых маленьких в Подножии. Направился я, почему-то, на север, и с индифферентно устремленной куда-то в сторону головой вступил вскорости на узкие улочки района Ориениталия. Как я отметил к своему удивлению, на большинстве этих узких улочек движение было исключительно пешеходным. Ориениталия была, если судить по ее переполненности, уже более сравнимой с Токайдо, и общему нео-циньскому стилю архитектуры, чем-то вроде чайнатаунов в американских городах — переживших гражданскую войну американских городах. А ориенитальянская архитектура значительно разнилась между собой: нео-циньские выгнутые крыши и навесы соседствовали с массивными жилищными комплексами, выполненными в стиле классицизма. Что самое характерное, ни одно здание в Подножии не доходило даже до половины высоты башен-ретрансляторов. Рекламные голощиты сосредотачивались на высоких зданиях или были смонтированы на столбах, где позволяло место.

Город пересекали шедшие кое-где и над домами и другими улицами автострады, над которыми шли маглевы, а изредка — и пешеходные мосты. Ровно два района — Основание и Уэст-Централь — были обозначены, как находящиеся на искусственных возвышениях; автострады вливались в них, чтобы вынырнуть на другом конце района. Множества шедших друг над другом автострад заметно не было — действовали, видно, те самые параноидальные ограничения на высоту, о которых упоминал Васимото. Полицейские БПЛА, правда, ничем не отличались от тех, что в других городах — каплеобразные винтокрыльчики с глазами-камерами, наполнявшие воздух жужжанием винтов и летавшие над головами толпы.

Ничего необычного, с удовлетворением отметил я, присев наконец-то на левитирующую скамейку на бульваре Кларка, шедшего через всю Ориениталию и поднимавшегося здесь к улице Основания. Все как положено. Колонна орбитального лифта совсем рядом — только глаза прикрой и голову подними. Она заслоняет почти весь горизонт. На ней мелькают голографические рекламы, различить которые из-за солнечного света несколько затруднительно. И, что самое главное, небо над городом было цвета голубого с белыми пятнами камуфляжа, и в нем сиял далекий термоядерный шар Солнца.

А я ходил, ходил и ходил, только убыстряя темп, позабыв обо всем на свете. О "Синамуре", о своих внутренностях, которые ей принадлежат, о работе, — а я ведь был, все-таки, в командировке! — о безысходности, о подозрительной зеленоглазой женщине, об оттягивавшем карман КПК с бумажником и о скрытом под курточкой "Вальтере".

Я просто ходил, и остановился только сейчас — натруженные ноги наотрез отказались идти дальше. Я ходил уже четыре часа кряду — часы на КПК показывали 12:48. Я порядком проголодался — ну, я ничего не ел с самого утра. Вот вам и генетически модифицированный пилот гигантского робота, да. А чего вы ожидали?

Поесть — не такая уж и плохая идея. Деньги у меня есть. Но я устал. Да еще и левитирующая скамейка так приятно покачивается, если на ней поерзать — магнитная левитация как она есть.

Я так и остался сидеть, смотря в выложенный неровными зеркальными плитками тротуар, даже несмотря на понемногу отступавшую усталость. Выглядел я, конечно, отвратительно. Рожа хмурая, цвет волос какой-то невнятный, под сощуреными глазами мешки, заколка в волосах — и та криво прицеплена. Заколка, кстати, как заколка — ограненый темно-синий камень в невзрачненькой оправе в форме вытянутого ромба. Мода на мужские заколки, наряду с прочими украшениями, десять лет как прошла, но чхать я хотел на моду.