1730 год. Август. Переэкзаменовка

Хе! Публика оживилась. Краткий ликбез с девицами ведет. Слишком уж им всё необычно, а хоть чуть объяснить надо. До тонких подробностей не добираясь. Ух, как мысли-то в головах забегали, на четвертой скорости! По глазам вижу. Оценивают обстановку. Взвешивают, прикидывают. С бывшей подружки явно 'снимают мерку', по-женски, от пяток до затылка. Как одета, во что, кем? На пацанов, хе-хе, уже пялятся… по-хозяйски, оценивают. Блин, кино и немцы. В смысле, бабы – везде бабы… Особенно – 'лимита'. Даже туристы начали ухмыляться. Настолько легко их думы читаются. Почем мокасины? Почем шелковая майка? Сколько, примерно, стоит камень, что у загорелой на коммуникаторе сверкает? Радуга лучей, семицветная, от него искрится. Не удивлюсь, если бриллиант… А пистолеты… Что пистолеты? Если, хоть раз 'братков' обслуживали – не в диковинку. Блондинка очухалась. Как кошка, шмякнутая о стенку. Не хорошим, липким взглядом пробежалась по посуровевшим лицам мальчишек… Что-то для себя решила. И выдала:

– Никак ты тут снова целкой прикинулась? – загорелую передернуло, – Прикрывай пасть, песок видно!

– Что ты, шлюха, понимаешь?! – елки, сейчас снова ругань начнется. Заклятые подружки, вижу… Но, блондинка не сводит завидущих глаз с камушка на коммуникаторе у загорелой… и заводится, с пол оборота. Да, жадность и зависть ей явно мозги отшибли. В натуре, про всё забыла. Или, спешит свести давние счеты.

– Прынца какого охмурила? Брюликами расжилась? С ширевом-то у тебя здесь как? Никак? А хочешь колесо? Даром? Угощаю! – оп-паньки… Теперь ясно. Видать, из местной тусовки-подпевки, загорелая через наркоту вылетела. Легко… Раз таблетка, два таблетка. Была центровая – стала плечевая. И привет! М-м-дя… Обычное, по нынешним временам, дело. Горят в Москве провинциалки, как ночные бабочки на огне свечи.

Наплыв кадра… Лицо. Видны совершенно пустые глаза блондинки, с расширенными, во всю радужку, зрачками. Эге! Да похоже, ты сама, с перепугу, колесико-другое перехватила. Вот и несешь околесицу. Ну, остановись же! Поздно. На протянутой к загорелой руке розовеет пилюля. Откуда достала? Шортики-то без карманов… Неважно. Загорелая бледнеет, почти зеленеет… Пол шага вперед, пол шага назад, пол шага туда и обратно. Трясется… Пол шага вперед, пол шага назад. Тьфу! Не бывает завязавших 'чебуреков'. Только в ремиссии. И эта… Лечили её, наверное, как тут умеют. А тяга к наркоте никуда не делась. Увидела – и всё…

– Ольга!!! – окрик бородатого пилота покрывает шум прибоя и все прочие звуки… – Очнись! – поздно.

– Иа-а-а-а!!! Ба-бах! Ба-бах! – загорелая верещит страшным, непрерывным, женским визгом. От таких звуков стынет в жилах кровь и замертво падают с деревьев (если верить американским книжкам XIX века) медведи гризли. Ба-бах! Ба-бах! Труп блондинки давно валяется на песке, почти без головы, с растерзанной выстрелами грудью, но, загорелая продолжает всаживать в него пулю за пулей, – Иа-а-а-а!!! Ба-бах! Ба-бах!

Щелк! Щелк! Щелк! Боек пистолета металлически сухо стучит в наступившей мертвой тишине. Щелк!

– За употребление и распространение наркотиков – расстрел на месте! – голос бородатого хрипит как-то… черт побери… торжественно, – Молодец! Ты справилась, – И… это всё? Вот так эпитафия! Офигеть…

– Я… Она… Сука! – загорелую трясет поздняя истерика. Разряженный пистолет ходит в руке ходуном.

– Товарищи, – это к собранию обращение, – У кого ещё с собой наркотики? – ну, ты, мужик, и спросил!

'Молчание стало ему ответом' Толпа, в зловещем оцепенении, переваривает увиденное. Пальмы машут над головами листьями. Мечутся длинные тени. Ветер поднимается… Море уже не шумит – ревет.

Полная социолог встает с загорелой девицей рядом… Ловко отнимает у неё оружие. Пихает в кобуру. Толчком направляет девчонку к 'пионерам'. Тяжелым взглядом, медленно, внимательно, обозревает ряды.

– Отставить истерику! А это кто? – шнырь сжался, на своей раскладной сидушке, – Откуда он взялся?

– Э-э-э … – долгая пауза, давешний шулер, с благородными сединами, подбирает слова, – В некотором роде – их работодатель… – жест, в сторону конкретно оцепеневших от ужаса эскортниц. Подруга озверела… Мертвое тело валяется, в луже крови, – Нам, э-э-э… надоело заниматься самообслуживанием. Понимаете?

– Вполне, – покладисто кивает головой тетка. На правой стороне её лица налилась здоровенная 'гуля', сине-фиолетового оттенка, след удара спецназовца, – Только сутенеров нам тут не хватало… И, что теперь?

– Э-э-э… Думаю, мы найдем компромисс, – шулер сам опасливо косится на окровавленную блондинку.

– Ребята, – социолог, буравит шныря взглядом, – Там, в палатке, транспортный брезент. Тащите сюда!

– Э-э-э… – седовласый принимает величественную позу, – От лица собравшихся, я приношу вам свои глубочайшие извинения, по поводу прискорбного инцидента…

– Все хронику видели? – тетка явно обращается к сидящим за спиной пацанам. Нестройное гудение…

– Вы же не станете всерьез утверждать, что мы, сугубо мирные люди, могли что-то противопоставить грубой военной силе… – речь шулера звучит обволакивающе убедительно, – Нас практически принудили!