175914

Дмитрий Львович Быков

Ясно. Новые стихи и письма счастья

Автор благодарит «Новую газету», на страницах которой была впервые опубликована часть текстов, вошедших в книгу, и лично Дмитрия Муратова и Ольгу Тимофееву

Ясно. Стихи Ясно

Зеленое небо, лиловое облако,

Осенние сумерки, гул и прохлада.

Особая ясность, отчетливость облика

Шоссе, перелеска, высотки у МКАДа.

Такое же небо в конце навигации

Я видел у края полярного края:

Из памяти всплыло, пришло повидаться ли,

В спокойной надежде меня укрепляя?

Я помню зеленое небо Анадыря,

Над гладкими водами с пятнами масла,

Такое пустое, такое громадное,

Без слов говорящее: ясно, всё ясно.

Последнее судно уходит из гавани,

И чайки за ним устремляются свитой.

Над их голосами корявыми, ржавыми

Сгущается ночь синевой ледовитой.

Мне снятся хрущевок цветистые ящики

И школьник, живущий в хрущевке у бухты,

Спокойно смотрящий вослед уходящему

Без всякого «ах ты», без всякого «ух ты».

Я сам этот школьник, возросший в Анадыре,

Смотрящий в окно отрешенно и немо,

Не знающий всяких «а можно?», «а надо ли?»,

А знающий это зеленое небо.

Стою в полутьме, выключатель не дергаю,

И молча смотрю – не без сладкой щекотки —

На город, вплывающий в долгую, долгую,

Для многих последнюю зиму Чукотки.

Другого величия нам не обломится,

Но сладко – взамен паникерства и пьянства —

Смотреть на стеклянную трубку барометра,

Без слов говорящего: ясно. Всё ясно.

Новая одиссея

Пока Астреев сын Борей мотал меня среди зыбей,

Прислуга делалась грубей, жена седела.

Пока носился я по морю под названьем Эге-гей —

Итака тоже сложа руки не сидела.

Богов безжалостных коря, мы обрывали якоря,

В сознанье путались моря, заря рдела,

Дичают земли без царей, и, помолясь у алтарей,

Она отправилась ко мне, а я к ней.

Теперь мужайся и терпи, мой край,

сорвавшийся с цепи,

Мой остров, каменный и малогабаритный.

Циклоп грозил тебе вдогон,

швырял обломки листригон,

Проплыл ты чудом между Сциллой и Харибдой,

Мой лук согнули чужаки, мой луг скосили мужики.

Служанки предали, и сын забыл вид мой,

Потом, накушавшись мурен,

решил поднять страну с колен,

Потом, наслушавшись сирен, попал в плен.

Когда окончится война, нельзя вернуться ни хрена.

Жена и дочка вместо книг читают карту,

И мать взамен веретена берет штурвал – удивлена.

Не знаю, как там Менелай попал на Спарту,

Не знаю, как насчет Микен, —

ведь мы не видимся ни с кем, —

Но мир, избавившись от схем, готов к старту.

Под Троей сбились времена: стационарная страна

И даже верная жена идет на.

И вот нас носит по волне: то я к тебе, то ты ко мне,

Невольник дембеля и труженица тыла;

Твердела твердь, смердела смерть,

не прекращалась круговерть,

А нас по-прежнему друг к другу не прибило.

Вот дым над отчею трубой, и море выглядит с тобой

Обрывком ткани голубой с куском мыла, —

И, проплутавши десять лет,

ты вовсе смылишься на нет,

А там и след сотрется твой, и мой след.

В погожий полдень иногда, когда спокойная вода

Нам не препятствует сближаться вдвое-втрое,

Я вижу домик и стада, мне очень хочется туда,

Но что мне делать, господа, при новом строе?

Седой, не нужный никому, в неузнаваемом дому,

Я б позавидовал тому, кто пал в Трое.

И нас разносит, как во сне, чтоб растворить в голубизне.

Кричу: ты помнишь обо мне? Кричит: да.

Обратный отсчет

До чего я люблю это чувство перед рывком:

В голове совершенный ревком,

Ужас ревет ревком,

Сострадания нет ни в ком,

Слова ничего не значат и сбились под языком

В ком.

До чего я люблю эту ненависть, срывающуюся на визг,

Ежедневный набор, повторяющийся,

как запиленный диск,

В одном глазу у меня дракон, в другом василиск,

Вся моя жизнь похожа на проигранный вдрызг

Иск.

До чего я люблю это чувство, что более никогда —

Ни строки, ни слова, ни вылета из гнезда,

И вообще, как сказал один, «не стоит труда».

Да.

Ночь, улица, фонарь, аптека,

бессмысленный и тусклый свет.

Надежды, смысла, человека,

искусства, Бога, звезд, планет —

Нет.

Однажды приходит чувство, что вот и оно —

Дно.

Но!

Йес.

В одно прекрасное утро идет обратный процесс.

То,

Которое в воздухе разлито,

Заставляет меня выбегать на улицу, распахивая пальто.

Ку!

Школьница улыбается старику.

Господь посылает одну хромающую строку.

Прелестная всадница оборачивается на скаку.

С ней

Необъяснимое делается ясней,

Ненавистное делается грустней,

Дэвида Линча сменяет Уолт Дисней,

Является муза, и мы сплетаемся всё тесней.

Ох!

Раздается сто раз описанный вдох.

Пускает корни летевший в стену горох,

На этот раз пронесло, ступай, говорит Молох,

У ног в нетерпенье кружит волшебный клубок,

В обратном порядке являются звезды, планеты, Бог.

А если я больше не выйду из ада,

То так мне и надо.

Газета жизнь