18 ночей усталого человека. Дневник реальных событий

Я встал и вышел на кухню. Голова ужасно трещала. Казалось, что все кругом походит на меха гармони – сжимается и назад. Свет на кухне слабо освещал сидевшего человека. Свет и человек. Очень знакомый. Почти родной. Не может быть! Катя! Она сидела за столом и ее плечи нервно дрожали… Ее спина тоже подрагивала, словно в ней было заложено музыкальное устройство с определенным звучанием. Мне показалось, что я сплю. Действительно, я почти спал. После падения все казалось другим. Этот стол, карикатурным, особенно ножки, сейчас я их внимательнее разглядел – уродливые и необтесанные. Стены с отклеенными обоями и полки, криво висевшие. Да и все было немного скошено, даже пол. Я сказал ей привет, она тоже… Как-то неуверенно. Я присел рядом, стал говорить о том, что как рад ее видеть и кого и хотел сейчас видеть так это ее. Хотел рассказать ей про падение, как вышел Сергей. Он ухмылялся. Я не знал о чем говорить в его присутствии, хотел спросить и только ее, почему она такая замкнутая. Что ее волнует, как она изменилась за эти дни. Может быть, мне удастся ее проводить. Я почти в полном порядке. Только нужно уйти от Сергея, но он так улыбается. Что кроется в этой улыбке? Я смотрел в ее опущенные глаза, на игривые глаза Сергея и… я понял. Глаза все выдали. Они смотрели в пустоту, и я разобрал в этой неизвестной плоскости знакомые черты – то, что бывает, когда человека бросают. Он оказывается один, ему плохо, другой этим пользуется и результат. А ведь я ее бросил. Сам того не зная. Пару дней прошло, как же мало, но за эту пару дней я о ней и не вспомнил. Нет. Вот дурак. Запомни этот миг. Он ужасен.

Они ушли в комнату, повторять свой подвиг ил ошибку. Уже не знаю. Я растерянно вышел из дома. Я шел вдоль старого дома и слышал разные звуки. От плача ребенка до включенного телевизора, от заучивания басни школьником до мяуканья голодного котенка. Я вспомнил о коте, которого не видел несколько дней. Что с ним произошло? Сбежал. Как и я. Только ему проще. Он может сбежать без угрызений совести. Я же этого сделать не могу.

Меня остановил парень в синем спортивном костюме. От него пахло алкоголем и жвачкой. Спросил прикурить, я завертел головой. Он не успокоился, попросил денег на первый автобус, кто-то из сидевших на скамейке в тени (я их не видел) попросил денег на самолет. Все смеялись, женские, мужские голоса, им было хорошо. Мне это не понравилось.

И я ему врезал. Он был некрасив. Ужасно фальшивил. Получил за плохую игру и дикцию. Я врезал еще. Тот ответил, но моя агрессия творила чудеса. Она помогла мне найти тот резерв человеческих возможностей, про который я не знал. Несколько приемов он был уложен. Друзья убежали после приезда милиции.

В милиции было просто. Я ничего не говорил. На меня смотрел худой лейтенант и что-то спрашивал и почему-то сам отвечал. Я ему был благодарен за это. Мимо проходили дурнопахнущие бомжи, звенели наручники и лейтенант грозил сроком на пятнадцать суток. Но меня через час уже отпустили. Оказалось, что я побил паренька с тремя приводами. Они на меня даже с уважением посмотрели. Мол, правильно друг. Они меня отвезли до самого подъезда и пожали руку. Я почувствовал себя немного лучше. Я вошел в дом и услышал то, что наверное не должен был, но сквозь легкую музыку слышны были стоны…они были прекрасны. К ним примешивался еще один стон. Вот он был ужасен. Он был фальшив. Его хотелось прекратить…но что я мог? Я вбежал в свою комнату, лег на кровать, накрыл голову подушкой, и на какое-то время их не слышал, но через секунд пять моя голова стала сама воспроизводить эти звуки, рисовать созданную уже в прихожей мизансцену, красивую и ужасную одновременно. В тот момент мне захотелось, чтобы это была последняя ночь, а утром – самолет и я дома, где больше не слышу ничего подобного.

Когда ты хочешь, чтобы наступило, например, 23 сентября, ты не подозреваешь, что пока это день наступит, тебя ждет непростая дорога. Тем более, когда начинаешь задумываться об этом в середине августа. Значит не все в порядке в твоем жизненном укладе.

У меня не все хорошо. Меня не любят. Если я об этом задумываюсь, значит, я хочу это изменить. Но не буду. В этом и кроется человеческий парадокс. Менять вроде бы нужно, но некоторые не делаю ничего для этого. Лень? Нет. Это принцип, благодаря которому человек выбивается в люди или становится изгоем. В люди уже выходил. Там было неплохо. Что я ждал от жизни изгоя? Ничего не ждал. Я не знал, что это раньше. Сейчас я познаю по ложечке.

Ночь двенадцатая

Они меня напоили… зачем. Не понимаю. И я умер. Потом я очнулся и меня заглотил огромный такой змей. Но через некоторое время я вылетел в большой такой проход, вместе со слизью и оказался под проливным дождем. Так я простудился и умер от воспаления легких. Очнулся я в мрачной комнате. Недолго я понимал, что к чему – на меня уже смотрели красные глаза и мое тело сжималось. Паук пил из меня кровь. И я… понятно что.

Я каждый день умираю. Возрождаюсь, потом снова умираю, а иногда дохну. Сегодня я в очередной на этот раз умер.