1812. Фатальный марш на Москву

Веселое настроение солдат, выходивших из Москвы, быстро улетучивалось по мере того, как приходилось с трудом пробираться по запруженным дорогам, стараясь следить, как бы не оказаться сброшенными в канаву тысячами повозок. Всякий раз, когда войско доходило до моста или узкого прохода, возникали распри из-за права превосходства, в ход шли кулаки, а то и штыки, не говоря уже о проклятиях на дюжине языков. Большинство мостов в тех краях представляли собой длинные сосновые стволы, переброшенные через овраги или ручьи и иногда поддерживаемые одной или двумя опорами, тогда как более короткие круглые бревна лежали поперек, образуя настил, который посыпали соломой и забивали землей, чтобы добиться ровной поверхности. Если одно из бревен сгнивало или переламывалось, остальные раскатывались вперед и назад, ноги людей и лошадей попадали в промежутки между ними, точно в ловушки, и ломались, особенно когда другие напирали и пытались продвинуться дальше. 22 октября хляби небесные разверзлись, и дорога превратилась в грязевое море. Приходилось оставлять все больше повозок, выбрасывать один за другими из ранцев громоздкие предметы, а колонны растягивались по мере того, как все больше отставших от своих частей солдат не догоняли их.

Наполеон двигался в южном направлении по Старой Калужской дороге, стремясь прямиком к лагерю Кутузова у Тарутино, в то время как принц Евгений с 4-м корпусом шел по Новой Калужской дороге чуть к западу. Можно лишь гадать о намерениях Наполеона. Вероятно, сам он собирался поквитаться за поражение при Винково путем нанесения удара по всей русской армии, а задача принца Евгения состояла во фланговом маневре. Но если так первоначально и задумывалось, император французов изменил план и через два дня после выступления из Москвы, 21 октября, повел основные силы через целину в западном направлении на Новую Калужскую дорогу и соединился с Евгением около Фоминского. После чего приказал тому быстро выдвинуться и захватить небольшой городок под названием Малоярославец, господствовавший над переправой через реку Лужа.

Наполеон также послал маршалу Мортье, находившемуся с гарнизоном в Москве, приказ оставить ее и отходить на Можайск. Кроме того, он распорядился о вывозе всех оставшихся в городе раненых, включая и тех, кого прежде считали непригодными к транспортировке. «Я не могу настаивать погрузить всех еще остающиеся в госпиталях солдат на повозки Молодой гвардии, спешенной кавалерии и на все прочие, каковые только найдутся, – писал он. – Римляне награждали гражданскими венками тех, кто спасали своих сограждан. Маршал герцог Тревизский [Мортье] заслужит столько их, сколько воинов спасет». Император наказал ему не бояться перегружать повозки, ибо в Можайске найдутся свежие лошади и пустые снабженческие фуры. Он отдавал предпочтение в первую очередь офицерам и унтер-офицерам и французам. В последних строках, стараясь сделать призыв более внушительным, Наполеон напомнил Мортье о его собственных деяниях, когда в 1799 г. он доставил домой раненых под Акрой{653}.

Император французов ранее велел Мортье перед выступлением взорвать Кремль и пожечь городские особняки Ростопчина и графа Разумовского – дипломата, к которому испытывал личную неприязнь. В 1:30. пополудни 23 октября части находились еще не так далеко от Москвы, чтобы не слышать глухого гула взрывавшихся зарядов. «Эта древняя цитадель, стоявшая со времен основания монархии, этот первый дворец царей более не существует!» – заявлялось в бюллетене от двадцать шестого числа{654}. К счастью, многие заряды не сработали, и хотя ущерб взрывы нанесли значительный, все же уничтожить Кремль не удалось.

Данные соображения никак не смягчали чувств черни, принявшейся бесчинствовать повсюду в столице сразу же после ухода оттуда последних французских солдат. Толпа убивала любого попадавшегося под руку больного француза и штурмовала воспитательный дом, где капитан 12-го конно-егерского полка Тома Обри, раненый при Бородино, помог организовать оборону вместе с тремя также ранеными русскими генералами. Несмотря на сильнейший жар и лихорадку, Обри с саблей в руках занял пост в полном солдат обеих армий здании. Чтобы остудить пыл атакующих, ему приходилось отдавать команды стрелять, до тех пор, пока не подошли регулярные русские войска{655}.