1812. Фатальный марш на Москву

Неверовский отступал на протяжении почти двадцати километров под постоянным натиском кавалерии Мюрата, развернувшей ни много ни мало тридцать атак. Русский генерал потерял около двух тысяч человек и семь орудий, но вышел к Корытне, где следующим утром получил в подкрепление высланных из Смоленска солдат, с которыми и отступил в город. Недосчитался он еще и одного из полковых оркестров, который французские гренадеры обнаружили спрятавшимся в развалинах сгоревшей церкви. Музыканты показывали им свои инструменты в знак мирных намерений, а один из них, уроженец Тосканы, попросил о пощаде на ломаном французском{330}.

В тот вечер, 15 августа, Наполеон вышел к Корытне и был встречен салютом из ста орудий в честь его дня рождения. Но праздновать оказалось нечего – все маневрирование провалилось. Он-то надеялся найти Смоленск без защитников, что позволило бы французам занять город и использовать мосты через Днепр для выхода в тыл Барклаю. В сложившейся же остановке, из-за неподчинения Багратиона, город получил гарнизон и изготовился к обороне.

Наполеон выместил раздражение на Понятовском, чей 5-й корпус только что соединился с основными силами Grande Armée. Когда князь явился на бивуак Наполеона засвидетельствовать почтение императору, тот разразился серией грязных ругательств в его адрес, кричал нарочно во всеуслышание, обвиняя его с поляками в трусости и лени, добавляя, что единственное, на что они способны, это забавляться с варшавскими шлюхами. Он кипел от ярости и из-за новости о сокращении численности поляков до 15 000 чел. – некоторые части потеряли половину личного состава из-за форсированных маршей, от болезней и в боях. Наполеон с кривой усмешкой пообещал Понятовскому дать шанс полякам сполна выказать всю прыть назавтра под Смоленском{331}.

В Смоленске проживало 12 600 чел. и сам он не имел особого экономического или стратегического значения. Однако он был важен в моральном плане, так как в одной из церквей хранилась чудотворная икона Божьей матери, а сам Смоленск не раз становился свидетелем отчаянной борьбы за господство в регионе между поляками и русскими, которые окончательно вернули его себе чуть более 150 лет тому назад. Город окружали массивные кирпичные стены около восьми метров высотой и пяти – толщиной, с тридцатью мощными башнями и глубоким рвом{332}. Брать Смоленск Наполеону не было никакой надобности, поскольку настоящей целью его служило нанесение поражения русской армии, и коль скоро шансов перейти Днепр там и выйти в тыл противнику не оставалось, императору следовало бы тут же отправиться на поиски места для переправы дальше на восток. Поступи Наполеон подобным образом, он вынудил бы русских сражаться, безусловно, захватил Смоленск без труда и, вероятно, с целыми складами в нем. Он и в самом деле послал Жюно вверх по Днепру в целях поиска места для форсирования реки, но уверил себя, будто теперь-то русские выйдут на бой в стремлении отстоять священный для них город, а потому решил ударить на него. Выбрав данный путь, император французов, согласно Клаузевицу, совершил самую крупную ошибку на протяжении всей кампании{333}.

Мюрат и Ней вышли к Смоленску ранним утром 16 августа и развернули первый приступ, который генерал Николай Раевский со своими 7-м корпусом с успехом отразил, а к середине дня защитники получили подкрепления от Багратиона. Во второй половине дня французы видели крупные колонны русских на противоположном берегу Днепра с сияющими на солнце штыками. То подходил Барклай, вынужденный отказаться от атаки на Рудню из-за неподчинения Багратиона. Услышав о переходе реки Наполеоном в ночь 14 августа, русский командующий поспешил к Смоленску. Увидев открывшееся перед ним зрелище, Наполеон, согласно некоторым источникам, принялся потирать руки, приговаривая: «Наконец-то! Теперь они попались!»{334}

На Барклая оказывалось сильнейшее давление с требованием защищать город. Он же осознавал безнадежность позиции, удерживать которую смог бы в лучшем случае неделю или две, причем ценой огромных потерь и без надежды на получение преимущества. Но авторитет Барклая к тому времени до такой степени пошатнулся, что, пусть чутье и подсказывало ему необходимость отступления, генералу приходилось хотя бы сделать попытку оборонять Смоленск. Поскольку он опасался перехода войсками Наполеона Днепра далее к востоку и, несомненно, в попытке избавиться от Багратиона, русский главнокомандующий отправил того по Московской дороге в направлении Дорогобужа с приказом не допустить форсирования реки французами и держать путь отступления открытым. Вечером 16 августа он сменил корпус Раевского силами из 30 000 чел. под началом Дохтурова, которым и предстояло удерживать город. Сам же Барклай дислоцировал оставшиеся силы и установил батареи на северном берегу{335}.