1812. Фатальный марш на Москву

Существовала к тому же и польская карта, способов разыграть которую не переставал искать Александр. Во время пребывания в Вильне он положил немало усилий, чтобы улестить местную польскую аристократию, раздавая ордена и почетные титулы, а также роняя странные замечания в отношении возможности восстановления Польши. У него имелась парочка доверенных агентов, озвучивавших это мнение, и он писал Чарторыйскому, спрашивая, не настал ли подходящий момент заявить о намерении поступить подобным образом. На такой шаг его подговаривал и Бернадотт, в письмах убеждавший царя вступить в Польшу и предложить ее корону Понятовскому. Александр отправил полковника Толя с тайной миссией к Понятовскому предложить ему высокий пост (вероятно, даже и корону) в будущем Польском королевстве, если тот согласится вывести свой корпус из состава французской армии и перейти с ним на сторону русских. Понятовский глубоко поразился такой просьбе, которую все равно не смог бы выполнить, даже если бы захотел.

В поисках переманить к себе поляков Александр даже просил печально знаменитого одержимостью католицизмом сардинского посла в Санкт-Петербурге, Жозефа де Местра, задействовать орден иезуитов (распущенный римским папой, но нашедший прибежище в России) для настраивания населения Польши в пользу царя за счет использования аргумента о том, что-де Александр есть защитник папства, в то время как Наполеон – его враг{162}.

Сестра Александра, великая княгиня Екатерина, убеждала брата уехать из армии. «Коли кто-то из них [генералов] совершит просчет, он будет осужден и наказан, когда же ошибку допустите вы, все падет на ваши плечи, а утрата доверия к тому, перед кем все склоняются, к тому, от кого все зависит и кто, будучи единственным арбитром судьбы империи, должен быть ее оплотом, есть куда большее зло, чем потеря нескольких губерний», – писала она{163}.

Екатерина не сказала о том, что он и так уже изрядно навредил делу поездкой в Вильну и продолжал усугублять обстановку нерешительным поведением. Нежелание царя одобрить какой-нибудь из предлагаемых ему вариантов или открыто оказать доверие кому-то из генералов вело к всеобщей неуверенности – никто не знал толком, к чему готовиться. Брат монарха, великий князь Константин, без жалости муштровал солдат, но никто ничего не делал для противодействия приближавшейся Grande Armée. Никто всерьез даже не пытался отслеживать перемещения противника, тогда как в частях и соединениях отсутствовали точные карты театра предстоящих военных действий{164}.

«А тем временем мы устраивали балы и партии, и наше продолжительное пребывание в Вильне напоминало увеселительную поездку, а не приготовление к войне», – рассказывал полковник Бенкендорф. Шишкова по прибытии в Вильну глубоко поразили и озадачили благодушие атмосферы и отсутствие малейшего ощущения надвигавшейся грозы. «Наша повседневная жизнь была настолько беззаботна, что не поступали даже известия о неприятеле, точно тот находился от нас за несколько тысяч верст[48]», – писал он. Солдаты на постое старались сорвать любые моменты удовольствия, предлагаемые мирным бытом в сельской местности Литвы. «Пожилые офицеры страшились Наполеона, видя в нем ужасного завоевателя, нового Аттилу, – рассказывал поручик 3-й легкой артиллерийской роты Илья Тимофеевич Радожицкий, – а мы, юные, дружно резвились с Амуром, вздыхали, и охали от ран его»{165}.

Люди в отдалении от фронта не понимали, почему русская армия, чьи офицеры писали домой письма, полные показной смелости, не атакует французов и не выбросить их из Пруссии и Польши. Все громче звучало недовольство пассивностью войск, усиливаемое широко распространенным страхом перед французским вторжением в Россию, не в последнюю очередь из-за грозной перспективы возникновения вследствие вражеского нашествия общественных беспорядков.

В мае в Санкт-Петербург пришли ошибочные вести о том, будто Бадахос и Мадрид сдались перед натиском британцев, а испанская армия перешла Пиренеи и вступила в южные районы Франции[49]. Почему же, спрашивали себя люди там и тут на просторах огромной страны, Александр не выступит, чтобы нанести финальный удар Наполеону? Он же со своим окружением очевидно неплохо проводил время на балах и вечерах, а в столице поговаривали, что бездельничающие офицеры устраивают «оргии»{166}.