Вначале, т. е. ранее чем русские начали использовать другим способом свое правое крыло, они располагали на фронте приблизительно пятью пехотными корпусами, расположившимися в две линии, позади стояла кавалерия также в две линии; два корпуса в составе 4 000 кирасир находились позади в качестве резерва, и, кроме того, на левом фланге находились в засаде 15 000 человек под командой генерала Тучкова, которых, следовательно, также можно рассматривать как резерв. Итак, можно сказать, что русские стояли в две линии с третьей и четвертой линиями кавалерии позади, и сверх того в качестве резерва оставалась треть всех сил. Если мы вспомним, что передняя линия русских занимала по фронту около 8 000 шагов, что пять корпусов, составлявших две первые линии, насчитывали приблизительно 40 000 человек, т. е. по 20 000 человек в каждой линии, и если учтем к тому же большое число орудий (по 6 на каждую тысячу человек), то мы должны будем признать, что построение первых линий было очень плотным. Если к этому добавить, что корпуса Багговута и Остермана, оказавшиеся без дела на правом крыле, впоследствии были взяты оттуда и использованы на поддержку других пунктов и, следовательно, также играли роль резерва, то мы увидим, что русская армия дралась в этот день в беспримерном по тесноте и глубине построении. Столь же тесно, а следовательно, примерно также глубоко построилась и французская армия; если ее охватывающий фронт был несколько длиннее русского, то это с лихвою покрывалось большим числом ее бойцов. Такова наиболее характерная черта этого сражения.
1. Этим объясняется сильное и упорное сопротивление русских. Сражение началось в 6 часов утра и продолжалось до 4 часов пополудни, и за эти 10 часов русские на левом крыле, где они уступили больше всего пространства, потеряли всего лишь от 1 500 до 2 000 шагов. Лишь корпус Тучкова, вступивший в бой отдельно от других, должен был отступить на большее расстояние. Далее, за этот десятичасовой бой массы русского войска не утратили порядка. Очевидно, что и то и другое явилось следствием их густого построения, так как только при наличии известного простора кавалерия может быстро использовать и расширить до крупных размеров успехи, достигнутые пехотой и артиллерией. В результате вмешательства конницы возникнет частичное бегство, а с ним и известная утрата порядка и большая потеря пространства.
2. Этим же объясняются и огромные потери людьми. Согласно подсчету Бутурлина, русская армия потеряла за оба дня сражения в общем 50 000 человек, в числе которых было очень мало пленных. Русские в то время определяли свои потери лишь в 30 000, что нам представляется более правдоподобным. Но и эти потери, составляющие четвертую часть всей армии, являются совершенно необычайными.
Полковник Толь являлся решительным сторонником глубокого построения, т. е. занятия короткого фронта и сохранения сильных резервов. Автор также в этом построении видит лучшее средство обеспечить переход от обороны к наступлению с целью вырвать из рук атакующего преимущество инициативы, с которой тесно связано и преимущество внезапности. Автор не раз беседовал на эту тему с полковником Толем, и он не сомневается, что русская армия под Бородино построилась, главным образом, по указаниям этого офицера. Но мы не можем одобрить то использование этого принципа, которое полковник Толь в данном случае допустил. По нашему мнению поле сражения должно было бы иметь большую пространственную глубину, т. е. кавалерию и резервы следовало отодвинуть глубже назад. На наш взгляд уже ушли в прошлое те времена, когда на сражение можно было смотреть .как на единый акт, в котором победа одерживается одним ударом путем искусного согласования всех частей огромной машины. Возможно, что такого времени никогда и не было, однако, теоретические представления большей частью цепко держались за эту идею. Долгое время в основе этого представления лежала внезапность и косой боевой порядок, при помощи которых Фридрих Великий одержал свои победы при Лейтене и Росбахе. Но если мы примем во внимание: 1) как медленно протекают обычно все большие сражения, особенно в сравнении с временем, требуемым теперь на тактическое построения, 2) что, следовательно, взаимное истребление и истощение обеих сторон в огневом бою должны непременно предшествовать решению, 3) что, таким образом, решающий маневр относится на позднейшее время, то у нас не останется ни малейшего сомнения, что резерв, поставленный далеко позади, всегда еще может поспеть к решению, хотя бы он даже и не находился на поле сражения, а скорее рассматривался как двигающийся на подкрепление корпус. А при этом получаются следующие выгоды:
1) этот резерв совсем не страдает от огня;
2) он может быть легко полностью скрыт от неприятеля;
3) он может быть удобнее использован для охватывающего маневра.