1812 год. Пожар Москвы

Какое же можно предложить решение, когда все основные источники во многом противоречат друг другу, а значит неизбежно возникает вопрос о самом факте «петербургского проекта» в период сидения Наполеона в Петровском? Полагаем, что определенную ясность может внести документ, опубликованный в корреспонденции Богарнэ и представляющий собой письмо принца Эжена к жене от 21 сентября 1812 г. В нем говорится: «Я в ожидании очень скорого движения: это вопрос об отправке войск по дороге на Петербург, и это возможно [будет] мой армейский корпус. Говорят, что потом [будут] зимние квартиры, но почти определенно, что в этом году более не будет битвы. Думают также, что русские согласятся на мир, даже если они увидят, что мы приняли для себя хорошее решение остаться в их стране» [633]. Это письмо неопровержимо свидетельствует о том, что к началу 20-х чисел сентября план движения в направлении Петербурга у Наполеона определенно был [634], и предполагал тот вариант действий, который описал Фэн. В те дни император вынужден был отложить реализацию этого плана — не было до конца ясно, где находится Кутузов, следовало привести собственную армию в порядок, провести зондаж на предмет мирных переговоров с русскими. Наконец, существовали серьезные опасения того, что Великая армия рассосредоточит свои силы и окажется между армией Кутузова и Витгенштейном [635]. К этому проекту император возвращался позже, возможно неоднократно, вплоть до начала октября. Представляя ход дальнейших событий, можно сказать, что реализация этого проекта, выполненная энергично и своевременно, могла бы иметь для Наполеона и его армии наиболее благоприятные из всех возможных последствия.

Между тем, Москва продолжала гореть. «Ночь с 16- го на 17-е, — писал 21 сентября Пейрюсс своему брату Андре, — разразилась новыми бедствиями; ничто не могло уберечься; пламя распространилось еще дальше на 4 лье. Небо было в огне» [636]. 17-го пожар не утихал. Однако около 3-х часов дня начался сильный дождь, ветер утих и сила огня в некоторых местах немного уменьшилась, но не везде [637]. Так, капитан Риго, пробираясь через Москву после выполнения какого-то задания, с трудом находил путь среди огня: «…меня душили жестокий ветер, дым и разряженный вследствие огня воздух. Москва превратилась в бездну, в океан огня; пламя шло с севера к центру, и оно достигало самого неба; куски кровельного железа падали с колоколен и домов с грохотом на широкие мостовые, отдаваясь в горестном сердце…» [638]Вионне де Марингоне также свидетельствует, что 17-го «ветер изменил направление и понес огонь к Кремлю». Частям Молодой гвардии, находившимся в центре города, был отдан приказ ограничиться «защитой Кремля и той части города, которая располагается у Кузнецкого моста, где жили иностранные купцы» [639].

К вечеру того же дня генерал-адъютант Нарбонн был послан из Петровского с небольшим отрядом спасать от огня Слободской дворец (французские мемуаристы называли его исключительно Желтым дворцом). Отряд смог пробраться к дворцу, делая большие объезды из-за пожаров, только к 10 часам вечера. По дороге отряду попадалось «на улицах много вооруженных русских солдат, свободно разгуливавших», немало было и русских раненых, старавшихся «укрыться от пламени». Была встречена «толпа жителей, нагрузивших на свои повозки все наиболее ценное, и которых наши солдаты грабили». Нарбонн дал этим жителям эскорт, чтобы они смогли выбраться со своим скарбом в пригород. Достигнув Желтого дворца, люди Нарбонна убедились, что его уже невозможно спасти. Полюбовавшись напоследок роскошью обстановки и «свернув множество картин», они возвратились в Петровское [640].

Вечером 17-го отправился с десятью солдатами в ночную экспедицию бравый Бургонь. Той ночью они расправились с несколькими «поджигателями», попытались спасти от огня 17 русских раненых, успешно боролись с огнем в кварталах Мясницкой части. Продолжал идти сильный дождь, но пожар не унимался [641].

18-го сентября дождь, начавшийся накануне, продолжал идти. Ветер заметно ослабел. «Наевшись, огонь уже не был столь значительным», — вспоминал тот день по горячим следам Пейрюсс [642]. Однако во многих районах огонь еще продолжался и даже «вспыхнул в нескольких местах» (Сюрюг). Ряд участников событий, находившихся 18-го в Москве, даже утверждали, что пожары тогда заметно усилились. Так, Вьонне де Марингоне пишет, что ураган возобновился «с новой силой, так что было невозможно находиться на улицах и площадях. Я выглядывал в окно, изучая картину, которую стал представлять город…» В этот день Вьонне де Марингоне сам арестовал человека, который пытался поджечь дом, в котором расположился офицер. Вьонне де Марингоне не стал его расстреливать и приказал препроводить в тюрьму [643]. Сохранить дом все же не удалось [644].