1812 год. Пожар Москвы

Войска 4-го корпуса, не входя в Москву, повернули от Пресненской заставы на север. Поравнявшись с Тверской заставой, они разделились. Три пехотных дивизии двинулись влево и расположились лагерем следующим образом: 15-я — в районе Петровского дворца, 14-я — в с. Алексеевском, 14-я — в Бутырках. Легкая кавалерийская дивизия Орнано, как пишет Ложье, «развернулась по фронту этих дивизий во Всехсвятском и Останкине»[576].

В саму Москву через Тверскую (Петербургскую) заставу вступила только итальянская королевская гвардия во главе с вице-королем. Гвардия прошла до «широкой и красивой площади (Страстной? — В.З.)» (Ложье). После некоторого ожидания и, не получив, вероятно, никаких указаний из Главного штаба, вице-король начал размещение гвардии. Офицеры стали углём писать на дверях домов, кому был назначен постой. Появились, также выведенные углем, новые названия улиц — «улица такой-то роты». По словам Ложье, должны были появиться (не ясно, появились ли?) еще «кварталы такого-то батальона», «площади Сбора, Парада, Смотра, Гвардии и т. д.» Сам Богарнэ разместился, как свидетельствует Лабом, «во дворце князя Мамонова (Mamonoff) на красивой Санкт-Петербургской улице»[577]. Часть офицеров и солдат Итальянской гвардии, наскоро разместившись, поспешила углубиться в центр города. Они достигли Китай-города, где «толпа солдат» открыто торговала краденым товаром. Далее Лабом увидел уже сгоревшее здание «Биржи». Всюду царил грабеж[578].

Вечером 15-го Лабом беседует в доме, где разместился на постой, с французом, служившим воспитателем у детей русского князя (Дмитриева-Мамонова?). Француз поведал о действиях Ростопчина, его возбуждающем влиянии на московское простонародье, призывах к населению выступить навстречу французской армии. Рассказал французский воспитатель и о том, что в Воронове Ростопчин готовил английские зажигательные снаряды с целью поджога зданий. Изготавливался воздушный шар для того, чтобы с воздуха уничтожить командование Великой армии[579]. Как пространно повествовал воспитатель детей князя, русская знать была настроена против мер, предлагавшихся Ростопчиным, и выступала в защиту «французской и европейской цивилизации». Но Растопчин был категоричен, он развернул ожесточенную агитацию, поминая испанцев и жителей Сарагосы. Население было готово, защищая родину и религию, броситься жечь город[580].

В ночь на 16 сентября в Москве начались сильные пожары. Весь день 16-го итальянская королевская гвардия, иногда успешно, а иногда тщетно, пыталась бороться с огнем в тех кварталах, где она разместилась[581]. 17 сентября итальянская гвардия покинула пределы Москвы и передвинулась к Петровскому, в районе которого уже с 15-го расположились основные соединения 4-го армейского корпуса. Сам Богарнэ, покинув Москву вероятно в 5 часов вечера 17-го, остановился «в маленьком доме, в трех четвертях лье от заставы, по Петербургской дороге»[582].

Близко к расположению 4-го армейского корпуса находились 1-й и 3-й резервные кавалерийские корпуса. Как можно понять из воспоминаний Тириона (2-й кирасирский полк), 1-й кавалерийский корпус Э.М.А. Нансути располагался на равнинной местности рядом с Тверской дорогой[583]; по мнению адъютанта генерала Ш.К. Жакино В. Дюпюи, примерно в двух лье от Москвы[584]. 3-й кавалерийский корпус мог находиться либо на дороге, ведущей от Москвы на Дмитров, примерно на том же расстоянии от столицы, что и 1-й корпус (в 2 — 1,5 лье от Москвы), либо же, как пишет Гриуа, на дороге на Петербург[585]. Несмотря на их близкое расположение друг от друга, взаимосвязь между корпусами, оказавшимися на северных окраинах Москвы, была явно слабой. По причине начавшихся сильных пожаров Главный штаб Великой армии вечером 16-го сентября утратил всякий контроль над ситуацией. Напомним, как 17-го сентября Бельяр сообщил Гильемино, что император отправил офицеров и подразделения для связи с авангардом Неаполитанского короля, и что «до настоящего времени новостей нет». Бельяр просил уведомить о позиции 4-го корпуса (в расположении которого сам находился!). Подразделениям этого корпуса было предложено установить связь с Мюратом, разместив посты до Владимирской заставы[586]. Вечером 17-го Гильемино уведомил Бельяра, как полагаем, о расположении 4-го корпуса и о том, какое предписание у него имеется «из Главной квартиры императора». Как можно понять из ответного послания Бельяра, Гильемино запросил информацию о том, с какими частями авангарда он должен поддерживать связь. Бельяр на это ответил, что генерал Бёрман (командир 14-й бригады легкой кавалерии, находившейся в составе 2-го резервного кавалерийского корпуса), бывшей на Владимирской дороге, имеет приказ поддерживать контакт с генералом Орнано (о чем Орнано, вероятно, и не подозревал)[587].