1812. Год Зверя

— Ваше величество, Бернадот наверняка откажется от военной помощи. Мало того, он возьмет на себя обязательство не покушаться на Финляндию, а взамен предложит вам перебросить русские войска из Финляндского княжества к Витгенштейну. Таким образом, он получит дополнительную гарантию, что Наполеон не доберется до Швеции.

Я замолчал. Несколько мгновений мы провели в тишине. Государь, вернувшись к столу, продолжал беззвучно барабанить пальцами по столешнице. Наконец он произнес:

— Это все?

— Все, ваше величество. Хотя, положа руку на сердце, могу сказать, что есть еще одна идея на случай, если Бернадот затребует каких-нибудь неприемлемых уступок.

— Так не тяните же, Андрей Васильевич! — воскликнул государь.

— Должен предупредить, ваше величество, что эта идея покажется вам совершенно невообразимой.

— Господи! Вы уже посоветовали признать победу Наполеона и затеять войну с Данией! Куда уж невообразимее! Так говорите же, что еще вы удумали!

— Вы можете пообещать Бернадоту, что когда с Наполеоном будет покончено, он станет новым королем Франции.

На этот раз государь молчал очень долго, внимательно разглядывая меня, и даже пальцы его остановились. Наконец Александр Павлович спросил:

— Вы это серьезно? — И после небольшой паузы: — Вы всерьез думаете, что Бернадот в это поверит?!

— Ваше величество, мог ли сын адвоката и фермерши предположить, что судьба предоставит ему шанс стать императором Франции? Конечно же нет. Но оказалось, что такой шанс был. Только воспользовался им другой человек — Наполеон. Мог ли Бернадот помыслить, что судьба даст ему еще один шанс? Конечно же нет. Но шанс появился! И он не упустил его — стал наследным принцем Швеции. Уверяю, ваше величество, он поверит!

— Что ж, Андрей Васильевич, вы меня позабавили. Я обдумаю ваши идеи, — промолвил государь. — Ну а вы? Какие имеете пожелания? Какие надежды питаете?

— Что до моей скромной особы, ваше величество, так я желаю одного и смею просить вас о переводе в действующую армию.

Александр Павлович улыбнулся с грустью, его пальцы вновь начали отбивать дробь.

— Давайте так, — произнес он. — Вы поедете с нами в Або. Будете под рукой, пока мы на практике проверим ваши умозаключения. А по окончании получите назначение.

И это назначение будет зависеть от того, насколько верными окажутся мои сведения, мысленно дополнил я, но вслух лишь сказал:

— Слушаюсь, ваше величество. Я прошу вас перевести меня из министерства иностранных дел предпочтительно под начало генерала Милорадовича.

— Вы что-то говорили о французском шпионе, — напомнил государь со скукой в голосе. — Их сейчас развелось так много.

— Полагаю, что это шпион особенный, очень ценный для французского императора, — сказал я. — Уверен, из-за него и произошло вчерашнее убийство.

— Вы рассказали о нем Балашову? — спросил император.

Судя по тону, он задал этот вопрос просто так, на всякий случай, будучи уверен, что я рассказал бывшему министру полиции все, что знал о вражеском агенте.

Несколько помедлив, я ответил:

— Нет, ваше величество, ни Балашову, ни государственному канцлеру — никому не сказал.

— Но почему? Балашов дал бы распоряжение Вязмитинову, и тот немедленно начал бы розыск!

— Наполеон приказал агенту прекратить все контакты с другими агентами и дожидаться в Москве прихода французов. Отсюда я сделал два вывода. Во-первых, агент близок к кому-то из верховной власти, а может, даже и сам занимает высокий пост. Во-вторых, собранные им сведения будут иметь крайне важное значение для Бонапарта, но лишь тогда, когда он войдет в Москву. До тех пор пока он не занял древнюю столицу, эти сведения для него бесполезны. Однако же в Москве они будут иметь столь высокую ценность, что Наполеон приказал принять все меры для того, чтобы этот агент паче чаяния не раскрылся. Как я уже доложил, по моему убеждению, французский шпион накоротке с кем-то из высших сановников, а то и сам состоит на службе. Вследствие этого я и не доверил никому сведения, в том числе и…

— Вы допускаете мысль, что Балашов — агент Бонапарта? — рассмеялся государь.

— Сам министр полиции вне подозрений, но его окружение! Ваше величество, я долгое время находился в Лондоне и решил, что вы сами решите, кому можно поручить следствие по этому делу. Кроме того, — продолжил я с воодушевлением, — полагаю, в данном случае время на нашей стороне, ведь Бонапарт исходит из ложного предположения, что займет Москву.

Я произнес эти слова с гордостью, поскольку за ними стояло чувство единения с государем, с Отечеством, уверенность в том, что мы разобьем Наполеона и каждый на своем месте сделает все возможное для победы. Нужно будет — и жизнь отдаст. Но в следующее мгновение я умолк, пораженный переменой в облике его величества. Глаза Александра Павловича сделались жалостливыми, он смотрел на меня с тоскливой улыбкой, будто завидовал тому, что я не знаю чего-то, что знает он.

— Что-то не так, ваше величество? — встревожился я.

— Нет-нет, — поспешно ответил он. — Я слушаю вас, Андрей Васильевич. Расскажите же, откуда у вас сведения об этом шпионе?