1812. Русская пехота в бою

При недостатке решимости у обеих сторон встреча могла ограничиться более или менее продолжительной перестрелкой. Ружейный огонь был наиболее действителен на расстоянии не далее 70 метров (100 шагов), а на расстоянии свыше 200 метров практически терял всякий смысл, поэтому противники хорошо различали друг друга в тот момент, когда они спокойно или судорожно, в зависимости от обученности, заряжали и наводили ружья. Солдаты очень редко могли наблюдать, попадали ли их пули в цель, зато прекрасно видели действие чужих пуль: на коротком расстоянии свинцовые шарики калибром 17-20 мм наносили страшные увечья, буквально отбрасывая людей. И тут же, иногда вытирая с лица кровь товарища, место выбывшего занимал солдат второй шеренги. Иногда такая «дуэль» длилась довольно долго и могла привести к значительным потерям. В развернутом строю русского комплектного батальона из 700 человек стреляли две первые шеренги, а заряжали все три; таким образом, первая шеренга делала в среднем 3, а вторая — не менее 4 выстрелов в минуту. Весь батальон за вычетом унтер-офицеров мог выпустить за минуту до 1500 пуль. При этом нужно отметить, что технические характеристики оружия отнюдь не способствовали меткой стрельбе, а клубы дыма, застилающие поле сражения, и вовсе делали ее невозможной. В этих условиях весь расчет делался именно на массовость огня. И.Т. Радожицкий, обозревая Бородинское сражение с батареи в Горках, рассказывал о своих впечатлениях: «Я видел, как наша пехота в густых массах сходилась с неприятельской; видел, как, приближаясь одна к другой, пускали они батальный огонь, развертывались, рассыпались, и, наконец, исчезали; на месте оставались только убитые, а возвращались раненые. Другие колонны опять сходились и опять таким же образом исчезали. Это зрелище истребления людей столько поразило меня, что я не мог долее смотреть и со сжатым сердцем отъехал к своим пушкам» [133, с. 145, 146]. По наблюдению французского медика, у раненых при Бородине «раны от ружейных пуль были получены в упор и на очень близком расстоянии. К тому же, как мы неоднократно замечали, русские пули были гораздо крупнее наших».

Константин Федоров. Акварель П. Лебедянцева. 1856 г. В 1812 г. — унтер-офицер лейб-гвардии Финляндского полка.

Если даже сомкнутые строи вели огонь с небольшого расстояния, то стрелковые цепи, по рассказам ряда современников, «сходились так близко одна от другой, что легко можно было видеть действие каждого». Очевидно, речь шла о нескольких десятках шагов. В таком состязании стрелков в отличие от перестрелки батальонов многое зависело от искусства стрельбы и умения правильно передвигаться, используя укрытия. Немало бойцов русской армии владело этими навыками. Подпоручик А. Марин вспоминал о действиях своего полка при Бородине: «Вскоре вызвали стрелков — и цепь стрелков лейб-гвардии Финляндского полка начала работать! Мы сходились с неприятельской цепью на близкую дистанцию, и меткие французские стрелки валили нас, но и мы не пускали пуль своих напропалую. Много офицеров выбыло из строя… Рядовой 5-й егерской роты Гаврилов, находясь конвойным при начальнике стрелковой цепи 2 батальона, стрелял очень редко. На вопрос: «для чего он не стреляет?» — «Берегу патроны, Ваше Благородие», был ответ Гаврилова. «Я охраняю Вас, и как увижу, когда неприятель будет прицеливаться, то пуля моя будет нужна, чтобы сразить врага». И в ту же минуту Гаврилов выстрелил и положил француза, говоря: «вот, Ваше Благородие, изволили видеть, он ведь на Вас целил!» [104, с. 55]. Портупей-юнкер этого же полка Протопопов «так метко стрелял, что повалил 10 французов, но, прицеливаясь в 11-го, был ранен в правую руку». В районе батареи Раевского поручик Винцентий Гржегоржевский и подпоручик Афанасий Налабардин из 40-го егерского полка «будучи со стрелками, мужественно отражали неприятеля, действуя и сами из ружей» [39, с. 257, 258]. Но в целом очевидцы отмечали, что французы более грамотно действовали в рассыпном строю. А.С. Норов запомнил разговор с офицерами, возвратившимися после Шевардинского боя: «Они были в стрелковой цепи и рассказывали про ловкость французских стрелков, которые, перестреливаясь, находились в беспрестанном движении, не представляя собою цели неприятелю» [116, с. 191J. Русским стрелкам приходилось овладевать этим искусством на практике, и к концу года им уже не было равных.

Русская стрелковая цепь в 1813 г. С немецкой гравюры 1-й четверти XIX в. (Гулевич С.А. История Л. Те. Финляндского полка 1806-1906. СПб. 1906-1909).

Во время кампании нередкими были случаи, когда полки линейной пехоты рассыпали в стрелки целые батальоны, хотя официально этому маневру обучались только егеря.