1812. Великий год России

К этому можно добавить еще одну причину, на которую указывали такие разные люди, как Денис Давыдов и Жозеф де Местр, причем де Местр полагал даже (неосновательно), что «здесь и лежит разгадка всего», — а именно личную неприязнь Кутузова к Чичагову. По свидетельству Давыдова, Кутузов «ненавидел (Чичагова) зато, что адмирал обнаружил злоупотребления князя во время его командования Молдавской армией» (13. С. 384), а по мнению де Местра, «Кутузов ненавидел адмирала и как соперника, могущего отнять у него часть славы, и как моряка, сведущего в сухопутной войне. Посему он ничего не упустил, дабы помешать ему и погубить» (23. С. 243). Возможно, в какой-то мере это сказалось на промедлении Кутузова в Березинской операции (не забудем: Кутузов донес Царю, что упустил Наполеона Чичагов), но учтем и другое: ведь фельдмаршал не спешил помочь на Березине и Витгенштейну.

Собственно, Витгенштейна наши историки давно уже не щадят, хотя по традиции продолжают возлагать главную долю вины за относительную неудачу Березинской операции на Чичагова, а Витгенштейну отводят роль второго по значимости виновника. Что же касается Кутузова, то его действия на Березине почти единодушно рассматриваются доселе как безупречные, в полном согласии с А.И. Михайловским-Данилевским, труд которого был издан «по высочайшему повелению» еще в 1839 г.[1174]. Между тем начиная с М.И. Богдановича очень многие исследователи — и зарубежные (Ж. Шамбре, К. Клаузевиц, Д. Чандлер), и русские дореволюционные (А.К. Байов, Г.А. Леер, В.И. Харкевич), и советские (М.Н. Покровский, Е.В. Тарле, А.Н. Кочетков) — научно подтвердили тот засвидетельствованный очевидцами (А.П. Ермоловым, Д.В. Давыдовым, В.С. Норовым и др.) факт, что все события на Березине 26–29 ноября 1812 г. прошли «совершенно без участия Кутузова» (13. С. 382; 15. С. 260, 267–268; 32. Т. 7. С. 714)[1175].

Вот что говорят документы. Когда Наполеон начал переправу через Березину (26 ноября), Кутузов с главными силами вторые сутки отдыхал в г. Копысь (20. Ч. 2. С. 379, 385)[1176], почти за 120 км от противника, и плохо ориентировался в обстановке. 29 ноября, получив в местечке Сомры известие о переправе Наполеона, фельдмаршал очень удивился. «Сему я почти верить не могу», — написал он Чичагову (Там же. С. 405). В тот же день, когда Наполеон уже заканчивал переправу, Кутузов все еще из Сомр, «оставаясь до сих пор в неизвестности», приказывал М.А. Милорадовичу «объяснить, остается ли какой неприятель по сию сторону реки Березины» (Там же. С. 406). Наконец, 30 ноября (Наполеон в тот день уходил от Березины на запад, преследуемый Чичаговым) Кутузов уведомлял Чичагова из д. Михневичи за 12–13 км от Березины: «Неизвестность моя все продолжается, переправился ли неприятель на правый берег Березы <…> Доколе не узнаю совершенно о марше неприятеля, не могу я переправиться через Березу, дабы не оставить графа Витгенштейна одного противу всех сил неприятельских» (Там же. С. 411). Между тем Витгенштейн 30 ноября был уже на правом берегу Березины. Кутузов же с Главной армией перешел через Березину у м. Жуковец только 1 декабря — двумя сутками позже Наполеона и на 53 км южнее места его переправы (Там же. С. 428).

Естественно, что Кутузов, пребывая все дни, пока решалась судьба операции, «в неизвестности» о положении дел, не мог должным образом координировать маневры фланговых армий, а его собственная армия, за исключением передовых отрядов Платова и Ермолова, вообще не участвовала в операции. Это — факт, оспорить который невозможно. Поэтому курьезно надуманным выглядит сделанный уже в наши дни вывод о том, что «анализ действий Кутузова (на Березине. — Н. Т.) показывает несостоятельной точку зрения на него как нерешительного или пассивного полководца» (12. С. 347).

Чего не хватало Кутузову в Березинской операции, так это именно активности и решительности. Но почему? Современники (исключая тех, кто, подобно Р. Вильсону, считал, что Кутузов строит «золотой мост» Наполеону) недоумевали. «Никто не может дать себе отчета, почему мы не опередили Наполеона у Березины или не появились там одновременно с французской армией», — записывал в дневнике капитан П.С. Пущин[1177]. «Если бы Наполеон командовал русскими, — ехидничал по этому поводу Ж. де Местр, — то уж, конечно, взял бы в плен самого себя» (23. С. 241).