1812. Великий год России

Пришло время обобщить данные источников и результаты исследований всех сторон эпопеи 1812 г. на современном уровне исторической науки. В моей книге предпринят опыт такого обобщения, не претендующий, однако, на последнее слово по каждому из вопросов темы. Советские исследователи — авторы монографий о войне 1812 г. — рассматривали тему, как правило, под специальным военно-историческим углом зрения, с акцентом на таких вопросах, как вооружение сторон, их стратегия и тактика, оперативное искусство, и с меньшим, явно недостаточным вниманием к вопросам классовой борьбы, внутренней политики, идеологии, культуры, личных судеб. Наиболее гармоничной в освещении всех этих вопросов остается книга Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию», но она была издана еще в 1937 г. и с тех пор переиздавалась без изменений.

Творческий опыт Е.В. Тарле, конечно, надо учитывать, но уже на более широкой по сравнению с 1937 г. историографической и документальной основе. Говорят, «нет отечественной историографии без любви к отечеству»[129]. Это верно. Но истинный патриотизм, как подчеркивал В.Г. Белинский, «обнаруживается не в одном восторге от хорошего, но и в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему… во всяком отечестве»[130]. Наигранное или ложно понятое, односторонне (порой до курьеза, а то и до конфуза) заостренное патриотическое чувство уводит исследователей с научных позиций к националистической либо шовинистической чванливости, к заведомому искажению правды, к историографическому очковтирательству. Характерный не только для научной, но и для учебной литературы неописуемый разнобой в цифрах, иллюстрирующих соотношение сил и потери сторон в 1812 г., объясняется не в последнюю очередь псевдопатриотическим стремлением подсчитать любую цифирь «в нашу» пользу.

Сегодня, когда мы так ценим в науке «момент истины», следует подчеркнуть, что если, с одной стороны, затушевывается варварская сущность феодального строя в России, замазываются его экономические, социальные, политические и военные изъяны (хозяйственное головотяпство, сословные барьеры, казнокрадство, рекрутчина, палочная муштра, ошибки царских военачальников), а с другой стороны, принижается социально-экономический, политический и военный потенциал буржуазной Франции, то все это отнюдь не возвышает, а, наоборот, умаляет подвиг русского народа в 1812 г. Кроме того, подобный подход к освещению 1812 г. дает повод нашим зарубежным оппонентам ставить под сомнение и другие научно обоснованные оценки российских историков[131].

Итак, «гроза двенадцатого года» как исследовательская проблема нуждается в обновлении и углублении. Поэтому я вижу свою задачу в том, чтобы не только обобщить на уровне современных требований достигнутые к началу XXI века результаты изучения темы, но и попытаться самостоятельно решить еще не решенные или спорные ее вопросы, а также исправить (или уточнить) хотя бы наиболее характерные из накопившихся в литературе концепционных несообразностей, оценочных заблуждений, фактических ошибок. Хотелось при этом (естественно, по возможности) сделать книгу интересной для массового читателя, выйти в ней, как выражается австрийский историк Ф. Шахермайр, «за рамки общепринятого научного косноязычия»[132].

Глава I ПРОЛОГ

Тогда гроза двенадцатого года

Еще спала. Еще Наполеон

Не испытал великого народа —

Еще грозил и колебался он.

А. С. Пушкин

Перед грозой

1789 г. начинается предыстория «грозы двенадцатого года». Великая французская революция разрушила феодализм в самой Франции и поставила под угрозу его господство в других странах. Поэтому вся феодальная Европа вместе с буржуазной, но консервативной Англией ополчилась тогда против революционной Франции. Россия как самая крупная и авторитетная в мире феодальная держава, одна из двух (наряду с Турцией) «самых варварских в Европе деспотий» во главе с монархами, которые «являлись палачами Радищевых и "спускали" на верноподданных Аракчеевых» (по выражению В.И. Ленина)[133], естественно, возглавила борьбу общеевропейской реакции против французской революции. Правда, до воцарения Александра I царизм не успел проявить себя на этом поприще в полную силу, хотя правительства Екатерины II и Павла I посылали армии против Польши, где с 1791 г. под влиянием французской революции развернулось национально-освободительное движение, и против самой Франции[134]. Гораздо активнее царизм стал действовать при Александре I — во главе 3-й и 4-й европейских коалиций.

К тому времени, когда русский царизм организовал 3-ю антифранцузскую коалицию (две предыдущие были разгромлены в 1797 и 1800 гг.), политический режим Франции и характер войн с ее стороны существенно изменились. Все эти перемены были связаны с именем Наполеона Бонапарта, который в 1799 г. стал первым консулом Французской республики, а в 1804 г. объявил себя императором Франции.