1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

А вопросы эти стали возникать один за другим. К 9 часам в город прибыли новые кавалеристы, а в полдень и сам Шварценберг во главе многочисленных войск[1487].

Излишне говорить, вторит за Дарденном Стинакер, что вюртембержцы вели себя как завоеватели страны. Приказы их командиров должны были выполняться немедленно, «под страхом наказания в соответствии с нормами военного времени». Малейшая задержка, малейшее неповиновение угрожало городу грабежами. Жители более не рисковали выходить на улицы[1488]. Появление в городе вюртембержцев на следующий же день ознаменовалось кражами: эти господа, писал Дарденн, видимо, вообразили себе, что по праву победителя все в городе принадлежит им и поэтому не стеснялись просто брать. Встав на постой у одного почтенного гражданина, вюртембержцы тут же ограбили его. Тот решил жаловаться самому принцу, их командиру, но по дороге его остановили двое военных и поменяли свои старые, стоптанные башмаки на его новые. Это отбило у него желание бродить по городу и кому-либо жаловаться[1489].

Жолибуа, пересказывая того же Дарденна, писал: «...только и слышно, как говорят о насилиях и грабежах этих варваров, которые, как уверялось в прокламациях, пришли в качестве друзей»[1490]. Помимо краж и насильственного своего рода неэквивалентного обмена горожанам сильно досаждали постои. В каждом доме квартировало от 8 до 10 человек, и требования их были, как казалось французам, бесконечны и безмерны. Никакого уважения, никакой благодарности: один горожанин (Жолибуа с удовлетворением отмечает, что у него не оказалось последователей) вышел навстречу оккупантам, чтобы побрататься с ними, так и его дом тоже был разграблен.

Дарденн, несмотря на так разрекламированную Ж. Антрэ любовь к научной точности, не назвал фамилии этих двух ограбленных шомонцев. Самого же его ни вюртембержцы, ни кто-либо еще не грабил. Сразу же после занятия союзниками Шомона, с 20 января, в доме у Дарденна появились постояльцы: у него квартировали то шесть, то восемь военных, о которых он позволил себе в письмах несколько пренебрежительных и нелицеприятных реплик. Дарденн, обращал внимание Стинакер, не был богат, но все же мог удовлетворить запросы своих гостей, а благодаря своему уму, образованию, храбрости свободно общался с командирами разных союзнических войск. Сначала у него встали на постой офицеры, «очень надменные и очень тяжелые в обхождении». Затем, писал Дарденн, заселились «обходительные и мягкие, как бараны», но с которыми не сэкономишь ни мяса, ни виноградной водки[1491].

Жолибуа, вслед за Дарденном подчеркивая брутальность интервентов, писал, что жителям приказали в окнах выставить на ночь по две свечи, а днем двери в своих домах рекомендовали держать открытыми, «если они не хотят, чтобы те были взломаны»[1492]. Действительно, 22 января 1814 г. комендант приказал мэру заставить жителей открыть двери своих домов[1493]. Дело в том, что дом и магазин часто были под одной крышей, а вход был через одну дверь: союзники хотели попасть не в жилища шомонцев, а в магазины. Столь же бессмысленно было запираться от военных, получивших ордер на расквартирование в том или ином доме.

В течение последующих 8 дней через город постоянно шли различные части союзников, останавливаясь здесь только на несколько часов отдыха: одни меняют других, уходящих на Бар-сюр-Об. Как прикидывал Дарденн, через город прошло не менее 150 000 человек, не считая всяких там мужчин и женщин, слуг и мародеров, «которые следуют за армией, как хищники за падалью». Дарденна поразила многочисленность обоза: «...никогда армия не тащила за собой столь значительного багажа»[1494].