1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

Публикации в газетах любопытно сравнить со свидетельствами местных жителей. Мы видели, о каких ужасах в Провене повествовала Journal de l'Empire. Аббат Паске из Провена, описывая в своем дневнике события в городе от 16 февраля, отмечал, что на расквартированные в городе войска[142] «не было причин жаловаться, они получали все, что хотели», а вот соседние деревни, действительно, были разграблены, включая фураж. При этом «казаки надругались над многими женщинами, как молодыми, так и старыми». Впрочем, аббат конкретики здесь не приводит, видимо, пересказывая сплетни. А вот что он знает точно, так это то, что у его друга из коммуны Поиньи казаки сломали дверь в винный погреб и унесли или выпили почти половину его содержимого. Ему самому пришлось столкнуться с тягой казаков к спиртному[143]. Он видел накануне казака, стучавшегося в дверь одного дома: тот попросил стаканчик водки и, когда ее ему дали, премного благодарил. Вечером постучали в дверь самому аббату. На пороге стоял одинокий молодой казак. Аббат подумал, что он также пришел за водкой и впустил его в дом. После водки и хлеба с мясом казак, положив руку на живот, сказал: «Уф, уф, капут». Он был уже немного пьян, снял с себя снаряжение, ружье поставил в угол и уселся на ковер. Затем достал из своей сумки довольно жирного и уже ощипанного цыпленка и жестами предложил аббату поджарить его на вертеле, чтобы потом вдвоем его съесть. Но до курицы дело не дошло: казак в тепле разомлел и завалился спать. Аббат, смеясь над таким гостем, позвал племянника, немного знающего по-немецки, но и вдвоем они не смогли разбудить храпящего пьяного казака. Позвали доктора, но и ведро холодной воды, вылитое на казака, не помогло. Пришлось перетащить тело и вещи казака в кладовку и оставить того на соломе спать до утра. Ночью к аббату приходили местные отставные военные и предлагали избавиться от казака, бросив его в реку, но ограничились тем, что испортили казачье ружье[144].

У Паске картина «оккупации» получается, скорее, сатирическая, чем брутальная. Но, как мы еще увидим, местные французские краеведы весьма избирательно обращались с подобными свидетельствами[145], слишком диссонировавшими с картиной, предлагавшейся официальной пропагандой или авторитетными коллегами.

Дело не ограничилось одними прокламациями, донесениями да газетными сообщениями[146]. В ход пошли как свои, так и чужие песни. Так, в Journal du département de la Marne от 29 января 1814 г. № 296 опубликована заметка «Крик отечества, или Шалонец», автор который приглашает своих читателей распевать на улицах народную песню «Du coup du milieu». Вообще-то это застольная песня, которую распевали после того, как уже выпили и закусили, — песня, как говорится, для веселья. Но теперь ее предлагалось петь для мобилизации населения, для поднятия духа во имя спасения родины, которой угрожают коалиционные силы[147]. Весной 1814 г. вышла в свет брошюрка «Парижский разбег: национальная песня с приложением военной песни, переведенной с русского, и заметки о различных народах, которые образуют нерегулярные войска России, известные под именем казаков»[148]. Сначала была опубликована патриотическая песенка в защиту культурного наследия Франции от «дикого врага», от «скифов», от «рабов Севера, ставших тиранами», затем пересказывается содержание песни, «обнаруженной у одного убитого под Монтро казака», в которой казаки якобы поют о том, что «золото и женщины станут здесь нашей добычей», что французские «дети и женщины заселят наши пустынные просторы»[149] и т. д. В заметке о казаках неизвестный автор, скрывшийся под буквами «M.P.D.», пишет об «ужасной кровожадности» и склонности казаков к насилию, грабежам и разрушениям. Из сопоставления смысла французской и казачьей песни делается вывод, что никакие благородные идеи не отражаются в казачьих песнях, равно как и в их головах[150].

Еще в январе 1814 г. появились первые анонимные эстампы, иллюстрирующие, как казаки грабят и бьют мирных жителей[151]; Bibliographie de la France: ou Journal général de l'imprimerie et de la libraire за 1814 г. с января по март регулярно указывает на появление гравюр, изображающих казаков[152]. Очевидец вступления русской армии во Францию А. Дюма вспоминал: «По деревням старательно распространялись гравюры, представлявшие их (казаков. — А. Г.) еще более ужасными, чем они были на самом деле: они изображались на отвратительных клячах, в шапках из звериных шкур, вооруженными копьями, луками и стрелами»[153]. Отдельными брошюрами выходят антиказацкие памфлеты.