1888 Пазенов, или Романтика

      Но до этого дело не дошло, по крайней мере, пока не до ло, потому что в один из дней Элизабет со своей матушкой нанесли господину и госпоже фон Пазеновым довольно запоздавший визит соболезнования. Элизабет ощутила разочарование и в то же время какое-то облегчение оттого, что Иоахима случайно не оказалось в имении, она даже почувствовала себя немного обиженной. Расположились в малом салоне, и дамы узнали от господина фон Пазенова, что Гельмут погиб, защищая честь имени. Элизабет при этом пришло в голову, что в не таком уж отдаленном будущем она, может быть, тоже будет носить имя, за честь которого кто-то отдал свою жизнь, и в приливе гордости и радостного удивления она отметила про себя, что тогда господин и госпожа фон Пазеновы могли бы стать новыми родственниками. Разговор постоянно крутился вокруг этого печального события, и господин фон Пазенов сказал: "Так бывает, когда у тебя сыновья; они отдают свои жизни во имя чести или за короля...-- и добавил резко и с вызовом: -Глупо иметь сыновей". "Да, но дочери выходят замуж и вылетают из-под нашего крылышка,-- возразила баронесса с понимающей улыбкой.-- А мы, старики, в любом случае остаемся одни". Господин фон Пазенов не проронил в ответ на сказанное ни слова и не стал, как это полагалось бы, разуверять баронессу, что она никак не может быть причислена к числу стариков, какое-то время он сидел неподвижно с застывшим взглядом, а затем прервал молчание: "Да, остаемся одни, остаемся одни,-и после непродолжительного и, очевидно, напряженного размышления добавил: -- Одни умирать". "О, господин фон Пазенов, давайте не будем размышлять о смерти,-- ответила виновато, но кокетливым тоном баронесса-- Нет-нет, давайте не будем все время об этом думать; после дождя всегда проглядывает солнышко, дорогой мой господин фон Пазенов, и никогда не нужно об этом забывать". Господин фон Пазенов вернулся к реальности и снова обрел галантные манеры: "При условии, что солнышко приходит в наш дом в вашем лице, баронесса,-- и, не дожидаясь реакции польщенной баронессы, продолжил: -- Но как редко это бывает... дом пуст, даже почтальон и тот ничего не приносит. Я писал Иоахиму, но ответные письма -- редкость: учения". Госпожа фон Пазенов с испугом возразила супругу: "Но... но Иоахим ведь здесь", В ее сторону метнулся злющий взгляд: "А разве он писал? И где он сейчас?" И дело наверняка дошло бы до маленькой ссоры, если бы в птичьей клетке не взвился тоненький золотистый голосок гарцской канарейки. Поскольку они сидели вокруг клетки, словно вокруг фонтана, то на какую-то пару мгновений забыли обо всем на свете: казалось, этот золотистый голосок, скользя то вверх то вниз, обвивает их тоненькой ленточкой, объединяя во что-то такое, что дает понимание покоя и уюта как жизни, так и смерти; казалось, будто эта ленточка, будившая и обнадеживающая их, а потом снова возвращающаяся и сворачивающаяся у своего истока, лишала их речи, может быть, потому, что извивалась золотым орнаментом по комнате, а может быть, и потому, что на какое-то мгновение смогла донести до их сознания то, что они составляют одно целое, и избавить от той ужасающей тишины, гул и безмолвие которой непроницаемым звучанием стоят между людьми стеной, через которую уже больше не пробивается человеческий голос. Теперь, когда пела канарейка, даже господину фон Пазенову удалось наконец избавиться от этого отвратительного безмолвия, и все были преисполнены чувством сердечного покоя, когда госпожа фон Пазенов предложила: "Не выпить ли нам теперь по чашечке кофе?" И когда они проходили через большой зал, окна которого были зашторены из-за жаркого полуденного солнца, никому как-то и не вспомнилось, что здесь в гробу на возвышении лежал Гельмут.

      Затем появился Иоахим, и Элизабет снова испытала чувство разочарования, ибо она хранила в памяти его образ в форме, сейчас же он был одет в деревенский охотничий костюм. О держались отчужденно и скованно, и даже когда они вернулись со всеми в салон, а Элизабет стала перед клеткой с канарейкой и просунула между прутьев палец, чтобы птица с негодованием поклевала его, даже тогда, когда она для себя решила, что в ее салоне - выйди она когда-нибудь замуж -- всегда будет жить такая маленькая желтенькая птичка, даже тогда Иоахим и замужество уже больше не вязались в ее представлении во что-то единое. Но это ее не расстроило, а даже успокоило и значительно упростило ее отношение к нему, когда, прощаясь, они договорились, что в ближайшем будущем он заедет за ней для совместной прогулки. Перед этим, конечно, ему следовало бы нанести им визит.

      Бертранду удалось наконец последовать приглашению Пазенова, и по дороге в имение он сделал промежуточную двухдневную остановку в Берлине. Само собой разумеющимся было то, что он хотел навестить Руцену: он сразу же отправился в театр и отослал свое приветствие с парой цветков в костюмерную. Руцена обрадовалась его визитке, ей было приятно полу-