Затем снова звучит удар колокола, скольжение пальм, скамеек, зданий, мачт, последнее шевеление в стремлении выгодно расположиться, удар колокола-- и перед тобой залитый солнечным светом "Уголок порта в Бомбее". Мужчина, который только что сидел на скамейке в королевском парке, стоит теперь в тропическом шлеме на переднем плане на тесаных каменных глыбах волнореза, опираясь на прогулочную трость. Он зачарован видом жестко закрепленного такелажа судов, их труб и кранов, зачарован горами тюков с хлопком на набережной, он не может отвести от них взгляд, и можно лишь с большим трудом рассмотреть черты его затененного лица. Но вдруг в магическом пространстве происходит странная подвижка, и ты узнаешь Бертранда, который ненавязчиво и в то же время внушая ужас напоминает, что его уже невозможно вычеркнуть из твоей жизни, будь он даже в такой дали от тебя. Но это всего лишь игра твоего воображения, ибо Господь дает ему звонок и он, не прощаясь, застыв с прямой спиной, не сделав ни единого шага, ускользает. Ты тоже скользишь взглядом к соседу слева, не вынырнет ли он там, но на табличке ты читаешь "Административное здание в Калькутте", и в тебе даже возникает что-то похожее на надежду: Бертранд появлялся здесь лишь для тебя одного и с одной лишь целью поприветствовать тебя. Но у тебя нет времени ломать над этим голову, потому что если ты начинаешь опять пялиться в оба глаза на стене, то тебя ожидает приятный сюрприз: "Туземка с Цейлона". Туземка не только купается в мягких золотистых лучах солнечного света, но, более того, она выписана в своих естественных тонах: улыбается, обнажая между красных губ зубную белизну, и ждет, наверное, своего белого господина, приехавшего из Европы, поскольку он отвергает европейских женщин. "Храмы в Дели" тоже лучатся цветами Востока на коричневатом фоне: там безбожник может узнать, что даже находящиеся в подчинении и зависимости расы умеют служить Богу. Разве он сам не говорил, что восстановить господство Христа будет возложено на темнокожих? Испуганно созерцаешь ты столпотворение коричневых фигур, и не без облегчения твой слух улавливает сигнал, с которым все это уплывает, освобождая место "Началу охоты на слонах". На картине изображены мощные четвероногие животные, хорошо видны мягкие очертания изогнутой передней ноги одного из них. Они стоят на мелком белом песке, и когда ты, ослепленный им, отводишь на какое-то мгновение взгляд в сторону, то над матовой табличкой обнаруживаешь маленькую кнопку, на какую ты с любопытством нажимаешь. Тотчас же к твоей радости картина превращается в освещенный мягким лунным светом ландшафт: оказывается, ты волен начинать охоту днем или ночью. Но поскольку тебя больше не ослепляет яркое солнце, ты не упускаешь случая рассмотреть лица наездников, и если твои глаза тебя не обманывают, то это ведь Бертранд сидит в корзине за смуглым погонщиком слона и держит в правой руке изготовленное к стрельбе ружье, предвещающее смерть. Ты закрываешь глаза и, открыв, опять видишь совершенно незнакомого мужчину, который улыбается тебе, а погонщик слона покалывает копьем за ухом животного, указывая ему требуемое направление движения. Они ускользают прочь в лесные дебри, однако до твоего слуха уже не доносятся топот многочисленных ног табуна и трубные звуки самцов, ты слышишь лишь ненавязчивые звонки и то, как с легким механическим шуршанием ландшафт странным образом наезжает непосредственно на ландшафт, и если даже тот случайный человек кажется действительно тем, кого ты вынужден искать вечно, тем, кого ты всю жизнь с нетерпением ждешь, тем, кто исчезает, когда ты все еще держишь его руку в своей, то затем раздается звонок, и, не успев опомниться, ты обнаруживаешь около соседа справа, на которого ты уже исподтишка бросаешь затаенный взгляд, надпись "Правительственный дворец в Калькутте", так что тебе известно: теперь вот пробил и твой час. Ты смотришь мельком еще раз, чтобы окончательно убедиться, что теперь, действительно, последуют пальмы королевского сада, а поскольку этого уже не избежать, то ты отодвигаешь свой стул, к тебе спешит служитель, и ты, слегка прищуривая глаза, подняв воротник, уличенный в том, что предавался наслаждению, так и не поняв, какому, выходишь с коротким "всего хорошего" из помещения, в котором в ожидании застыли другие, а дама продолжает продавать абонементы.
В такое заведение попали Иоахим и Элизабет, когда они в сопровождении подруги Элизабет делали в городе покупки для дома. Хотя им было известно, что Бертранд еще в Гамбурге и хотя они никогда больше о нем не говорили, слово "Индия" имело для них какое-то магически притягательное звучание.