Николай, взвинченный творящимся беспределом, и, теряющий надежду вытащить Гусева, взорвался. Он жестко вырубил надзирателей двумя сильными ударами ног, одному в печень, другому в сердце. Сапоги с большими медными подковками были страшным оружием, а Ершов в ярости совсем не думал соизмерять силу ударов. Оба надзирателя ещё оседали на пол, а Николай уже послал в глубокий нокаут городового, и вовремя успел ухватить за горло следователя, тот набрал в грудь воздуха для крика. Ужас переполнил выпученные глаза, еще пять секунд назад вальяжного и высокомерного чиновника.
— Я стреляю лучше, чем дерусь. Могу начать с тебя, и перебить все ваше отделение полиции, — Николай выпустил горло следователя. Тот захрипел, закашлял, и… запахло мочой.
Сначала Николай рассовал оружие по карманам, затем он стал спокойно связывать полицейских, лежащих без сознания, подставляя под удар спину, давая возможность следователю позвать на помощь. Тот молчал и не шевелился.
— Встань, прогуляешься со мной до камеры Гусева, — грубо приказал следователю Ершов.
— Твоего дружка забрали жандармы. Штабс-капитан Гусев находится в розыске, на него заведено уголовное дело. Его отряд пропал год назад во время рейда на Кавказе. Никто не выжил, кроме вахмистра, не запомнил фамилию, мне называли…
— Не важно, — остановил следователя Ершов, и спросил, — В чем обвиняют Гусева, и кто утверждает, что тот штабс-капитан и мой друг — один и тот же человек? Мало ли в России однофамильцев?
— В чем обвиняют штабс-капитана — я не знаю, но сходятся не только фамилия, имя, отчество, но и особые приметы. У Гусева сломан нос и большая родинка на правой ладони.
— Какая глупость!!! Нос ему сломали в этой драке, перелом свежий, ещё не зажил, а на руке у него не родинка, а пороховой ожог! — возмутился Ершов.
— Формально, приметы совпали. Не надо так волноваться, жандармы разберутся, — следователь уже успокоился, перестал панически бояться Ершова, и разговаривал почти нормально.
Николай секунд десять помолчал.
— Раздевайся! Полностью, до исподнего! — приказал Николай, и стал выкладывать оружие из карманов на стол.
Следователь замешкался и сразу получил резкий тычок в болевую точку.
— Не нужно тянуть время. Не дай бог, кто-то войдет, поднимется паника, и я буду вынужден убивать. Начну с тебя, сам же будешь виноват.
Николай хотел переодеться, но мокрые брюки следователя пованивали, и пришлось ограничиться длинным пальто и шапкой. Ершов понадеялся, что его форменные брюки не будут заметны.
— Молодец! Умница! Открой сейф. Не бойся, мне нужны только деньги, — пустился во все тяжкие Николай.
Денег набралось немного, меньше ста рублей, зато обнаружился револьвер и две коробки патронов, и какие-то бланки. На верхней полке сейфа было еще одно отделение, запиравшееся на замок.
— Ключ! — Николай требовательно протянул руку.
Следователь отшатнулся в угол, споткнулся и упал, сжавшись в углу комнаты в комок.
— Да что там у тебя такое лежит?!
— Не отдам, меня на каторгу сошлют, — забился в угол следователь.
Ершов наклонился, ухватил полицейского за шею, тот скоро потерял сознание и обмяк, ключ упал на пол, к ногам Николая.
Ершов открыл ящик, и увидел простую жестяную шкатулку, запечатанную сургучом. На бирке виднелся инвентарный номер дела и дата. Николай ножом разрезал бечевку, открыл шкатулку и разочарованно выдохнул.
«Обычные дамские побрякушки. Даже не Корона Российской Империи! Какого-то мерзавца оправдают, за недостатком улик, а обычный следователь-коррупционер, опора царизма, отправится в Сибирь», — усмехнулся Ершов.
Никто не препятствовал Николаю, он свободно покинул полицейский участок. Хотя было слишком рано, извозчик уже ждал в условленном месте.
Ершов, склонный к риску, приказал извозчику поехать к дому генерала Колчака. Он хотел романтического прощания с Фёклой, но лишняя потеря времени обернулась к тому же душевным расстройством.
— Сегодня я уеду, уеду очень далеко. Я даже не представляю, смогу ли когда-нибудь вернуться. Мне показалось, что искра настоящего чувства проскользнула между нами, поэтому так тяжело расставаться. Ты, наверняка, это чувствуешь. Обстоятельства вынуждают меня бежать. Поверь, мне очень хочется остаться, но я не могу всю жизнь прятаться. Знай, для меня ты стала самой-самой лучшей девушкой в этом мире.
Ершов замолчал, не зная, что бы еще сказать, а Фёкла отвернулась и ушла.
— До встречи, любовь моя, — бросил вслед Николай. Он вышел на улицу и тихонько прошептал, — Уверен, я вернусь, она обязательно состоится.
Фёкла хотела позвать полицию. Она была в ярости, все её планы на будущее были разрушены. «Старик»-вахмистр, нелюбимый, но основательный и надежный выбыл из списка женихов по причине хромоты, а чистенький и веселый заводской мастер Николай стал преступником. Фёкла осталась в шестнадцать лет у разбитого корыта, еще год-другой, и она превратится в старую деву, никому, кроме вдовцов, неинтересную.
На пристани, кроме американца из посольства, Ершова ждала троица его друзей.