1894. Трилогия

— Не будет никакого восстания. Все знают, что ты не давишь крестьян налогами. На островах они снимают три урожая в год, отдавая половину урожая, они живут богаче, чем в России. Слишком много оставлять крестьянам тоже нельзя — могут начать работать в треть силы, пьянствовать и устраивать карнавалы. Налоги не средство выжать из крестьян все соки, ты себе дворец не строишь, танцовщиц и певичек не нанимаешь. Здесь их земля! На эти налоги строятся заводы, дороги, электростанции, школы, техническое училище и аграрный институт; школьное образование бесплатно, за профессиональное половину доплачивает государство; на каждом острове больница, в каждом селе фельдшер. И казаки, и крестьяне живут иначе, богаче, чем их родственники в России.

— Ты забыл о раненых и убитых в боях с японцами, о заказанных Вилкоксом «истребителях», о военных заказах Гусева. Никто не любит, когда его деньгами распоряжается кто-то другой, не спрашивая разрешения, не советуясь. Ты ничего не хочешь знать о настроениях людей. Восстанут! Не завтра, то послезавтра! Расстреляют тебя, меня, Вилкокса и Володьку, а Викторию пустят по рукам.

— Володьку расстреляют? Ха! Три раза Ха-Ха! Его все боятся до жути! Канаки считают его богом войны, казаки уважают и преклоняются, а крестьяне говорят о нем только шепотом.

— По-твоему, выходит, если на троне царь-изувер, уничтожающий людей миллионами, то революция невозможна, а если попадется приличный человек, тогда всех господ на виселицу?

— Само собой! Ты можешь себе представить, чтобы при Иване Грозном, Петре Первом, или Сталине кто-то устроил восстание? А при мягкотелом Николае Втором это возможно и необходимо!

— Ты все-таки планируешь помогать Сталину?

— Ему. Это лучший глава государства всех времен и народов.

— Он же потом столько евреев-революционеров уничтожил, даже Троцкого, которого ты считаешь знаменем революции.

— Революцию делают одни, строят государство другие. Тут инойталант нужен.

— Тебе кто про Гусева рассказал? Про то, что канаки его боготворят. Виктория?

— Она. Кстати, я узнал, кто такой твой Лопес, — сменил тему разговора Сергей.

— Кто он такой я догадываюсь. Главарь банды, нанятый железной дорогой для силовых акций? Сжечь фермы тех крестьян, кто не хочет продавать землю за бесценок; избить и покалечить слишком прытких ковбоев; выгнать со своих земель индейцев.

— Это, понятно, так. Я выяснил, зачем он приехал в столицу. На следующей неделе будут слушания в конгрессе по поводу его художеств. Так что он пока занят, убивать тебя сейчас не решится. Но! Может, мне разместить все-таки заказ на Лопеса?

— Не надо, Серый. Полиция заподозрит в убийстве Лопеса невинных людей, начнет выбивать показания из тех самых фермеров и ковбоев. Они и так уже пострадали.

— Я, на всякий случай, оплатил детективам слежку. Лопес и его дружки будут у нас как на ладони.

— Что с нашими делами? Когда я смогу встретиться с госсекретарем?

— Твой друг Стивенс дважды разговаривал со своим шефом по этому поводу. Если тебе нужна пятиминутная формальная встреча, то хоть завтра, если обсуждение проекта договора, то через две недели.

— Ты когда к Стивенсу заходил, то случайно Марту не видел? — смущенно спросил Николай.

— Видел, Коля, видел. Она спрашивала, где тебя найти.

— Правда? — радостно прошептал Ершов.

В комнату заглянула Виктория. Она недовольно посмотрела на Клячкина.

— Серж, тебе давно пора уходить, мистер Ершов устал.

— Я — мистер, а ты — Серж!?

— Мы месяц работали с Викой рука об руку, — смутился Клячкин.

— Мы ничего себе не позволяли. Я надеюсь, мистер Ершов, что Володя не получит от вас никаких грязных намеков в мой адрес?

— Володя? Виктория, вы меня совсем запутали! У вас романтические отношения? Ну, Гусев! До чего скрытный мерзавец!!! — расплылся в улыбке Ершов.

— Коля, Вика пару раз поучила его кататься на доске. Володя её при этом «страстно» обнимал. Поначалу, принцессе он не очень нравился. Потом в США она «вдруг» поняла: он такой необыкновенный и т. д. и т. п. Девочка придумала себе героя и влюбилась в собственную выдумку, — сказал по-русски Клячкин.

— Серж, это неприлично!!! — принцесса покраснела от гнева.

— Всё! Ухожу-ухожу! — ретировался Клячкин.

В этот раз принцесса очень медленно и сверх аккуратно меняла Ершову повязку, пытаясь окольными путями выпытать у Николая перевод слов Клячкина. Виктория была мила, любезна, даже нежна, она попросила называть себя Викой, сама стала называть Николая по имени. Короче, принцесса применила весь арсенал молодой красивой женщины. В самый разгар её атаки дверь открыл казак, без стука, хотя догадался спросить:

— К вам дамочка, господин инженер.

За его спиной стояла Марта. Какие-такие догадки возникли в её голове, Николай не узнал, но выражение лица толстушки изменилось резко. Принцесса, считающая служанок недостойных внимания, усилила подозрения Марты своим поведением. Виктория продолжала кокетничать с Николаем.

— Виктория, пожалуйста, оставь нас ненадолго, — попросил Ершов.

Принцесса вышла из комнаты, окатив Марту презрительным взглядом.

— Я так рад, что ты пришла, — виновато сказал Николай.