После службы мы прошли на Мейн-стрит, где в одном из ресторанов продавали мороженое по двадцать пять центов за стаканчик — истинное роскошество, [73]выходящее далеко за пределы скудного маминого бюджета. Однако мама поняла, что меня надо как-то развлечь. Пробуя холодный сладкий шарик, я спросила:
— Зачем Брату Бригаму надо убивать?
— Он не то хотел сказать, — покачала головой мама. — Совсем не то.
— Он сказал то, что хотел сказать, — возразил Аарон. Он уже покончил со своей порцией мороженого и теперь тыкал ложечкой в стаканчик Конни. — Он всегда говорит именно то, что имеет в виду.
— Вообще — да, — согласилась мама. — Но в этот раз он говорил метафорами.
Аарон казался сконфуженным, а Конни принялась поправлять свои локоны. Я же подумала: «Господь очень тщательно подобрал их друг другу».
Вероятно, мама была права в своей оценке. Но даже если так, тирада Бригама произвела глубочайшее впечатление на меня, да и на многих других. Перед нами стоял Глава нашей Церкви, Губернатор нашей Территории, человек, управляющий практически всеми учреждениями, составляющими костяк цивилизации Святых, и во всеуслышание объявлял с кафедры, что убийство оправданно, если совершается ради спасения душ. Здесь, в Молитвенном доме, я собственными глазами увидела и собственными ушами услышала, как он просил людей совершать убийства! Если он и правда не имел этого в виду, надо было прямо об этом сказать.
С тех пор мне приходилось слышать достаточно аргументов против моей интерпретации тех событий. «Слова Бригама вырваны из их первоначального контекста». (Правда, он часто проповедовал милосердие и сочувствие.) «Он говорил метафорически». (Вероятно, ибо это правда, что в тот день ни один из слушателей, бросившись прочь из Табернакля, не подъял свой меч, подобно
Тем, кто дезавуируют мое свидетельство, считая его всего-навсего (всего-навсего!) тирадой с презрением отвергнутой жены, им я могу сказать: «Вас там не было! Вы не слышали ненависти в голосе Пророка! Вы не видели его ярости!»
Я не теолог, не философ, не историк. Я способна лишь повторить то, что слышала сама, или то, что, как я знаю с высокой долей уверенности, слышали другие люди. Вышеприведенные цитаты, насколько я могу судить, не оспариваются. Оспаривается их интерпретация. Отдавая свое доверие полностью на волю моего Дорогого Читателя, я отныне прекращаю собственные интерпретации, оставляя эту важнейшую задачу целиком на его усмотрение.
И все же спрошу: если даже Бригам Янг призывал к Искуплению Кровью исключительно ради риторического эффекта, как утверждают некоторые, не трудно ли поверить, что столь яростная речь могла остаться без последствий? Не следует заблуждаться: он обронил свои призывы в этот мир, на эту землю. Когда яд попадает в колодец, вода в нем неминуемо превращается в отраву.
Слово что скакун — летит как ветер. Вернувшись в нашу лачугу в Пейсоне, мы узнали, что миссис Майтон уже слышала о проповеди Пророка.
— Если Бригам объявляет, что это правда, значит, так оно и должно быть, — таков был анализ, предложенный Аароном теще.
Кони, моя дорогая невестка, ухитрилась пискнуть:
— Мы что, в опасности?
Аарон не обратил на ее вопрос внимания:
— Чтобы содержать души в чистоте, потребуется много работы.
— Если Бригама и в самом деле так интересует чистота, он не заслал бы нас в этот пропыленный старый поселок, — сделала я свой посильный вклад в общую беседу.
Можете представить себе, как это было воспринято.
Последовала дискуссия в более общих чертах о том, что мог иметь в виду наш Пророк. Мама совершенно искренне верила, что Пророк, хотя и склонный к крайностям, никак не мог иметь в виду побуждение к убийству. Брат же мой, напротив, утверждал, что не может быть никаких сомнений в том, что следует делать, если мы сталкиваемся с нераскаянным грешником. Именно этот аргумент в последующие дни повторялся в домах Святых по всей Территории Юта. Даже на мой пока еще незрелый взгляд, было нехорошо со стороны Пророка — независимо от того, что он на самом деле имел в виду, — оставить своим приверженцам столь свирепую и столь нечеткую инструкцию по поводу того, как им следует поступать.