19 лет

Ночью прислушиваюсь к каждому шороху и стуку. Подхватываюсь и сразу не могу понять, где я – ни нар, ни барачного духа, ни коптилок. Неужели на воле? И снова проваливаюсь в тревожный сон. Днём слоняюсь по руинам, пробую узнать улочки и переулки, вспоминаю давно знакомые дома, а на их месте сквозь завалы битого кирпича и огромные провалы стен пробилась полынь, на пепелищах торчит порыжелый кипрей. Что тут творилось? Какой ужас навалился на мой город! Кто виноват? Неужели два одержимых в своём фанатизме человека? Думаю - и самому страшно, чтоб мыслей моих никто не подслушал.

Сходил на свою Цнянскую улицу. Стоит мой бывший стандартный дом, местами из-под обсыпанной штукатурки торчит порыжелая дранка, дожди смыли побелку, вокруг пустота и одичание. На бывшем моём окне марлевая занавеска и маленький колючий кактус. Кто же там теперь живёт? Знает ли о судьбе своих предшественников? Зайти, глянуть на стены, покинутые десять лет назад? А что скажу хозяевам? Мне хвалиться нечем. Долго стоял поотдаль: изредка выходили и заходили какие-то люди, выбегали дети – и ни одной знакомой души. Всё до мелочей всплыло в памяти – радость начала самостоятельной жизни в этой казённой комнатушке и последняя ночь, когда вырвали меня из человеческой жизни и бросили в пекло без вины и причины. От того, что я не один прошёл все круги и теперь, как лепрозорный с колокольчиком на шее, не легче. Сотни тысяч прошли рядом со мной по смертельных дорогам в небытиё, а я, может счастливейший, что вырвался с того света на новые унижения и страдания. Что ждёт меня завтра, послезавтра, через год?

Чтобы жить, надо действовать, что-то делать, за что-то хвататься, цепляться, чтобы не пропасть совсем. Был бы один, хлопот меньше, а у меня семья – надежда моя и спасение.

Разузнал, что пединститут ютится в зелёном здании около клинического городка. Чтобы получить документ об образовании, надо три подтверждения бывших преподавателей института. А где их найдёшь, кто жив? Почти все пошли следом за своими студентами.

Как ни горька была моя судьба, а всё же временами везло на добрых людей, они появлялись в самые критичные минуты. На такую встречу рассчитывал и теперь и … повезло. На улице ко мне пригляделся и заулыбался хорошо одетый, невысокий, розовощёкий человек с большим портфелем. Узнал и я его: Володя Вербила. Мы с ним в одно время учились и работали на рабфаке при Университете. Он не испугался, хоть и знал, куда я пропал. Остановился, не оглядываясь, поздоровался, поинтересовался, где живу, что делаю. Я рассказал про свои проблемы.

«Завтра приходи ко мне в педучилище, напишу подтверждение, что ты закончил пединститут. В академии отыщи Барисёнка и Фигловскую. Они тебя помнят и дадут подтверждение. В пединституте получишь справку об образовании и чеши в Министерство образования. Учителя теперь нужны позарез. Архивы уничтожены, у многих пропали дипломы, и большинство нанимается на работу с такими справками. Я уже с полсотни подписал нашим демобилизованным хлопцам».

Назавтра, в конце нынешней улицы Захарова отыскал педучилище, дождался перерыва, и Володя Вербила отдал мне оформленное подтверждение об образовании. Первая зацепка есть. Еду трамваем в Академию наук искать своих бывших преподавателей. От главного корпуса осталась коробка без крыши, закопченные колонны, груды битого кирпича и щебня. Весь двор в ямах, скрутках арматуры, неразобранных руинах. И людей не видно. Издали около небольшого домика рассмотрел легковушку. Значит, там кто-то есть. И не ошибся. Только вошёл на крыльцо и сквозь стеклянные двери увидел милую Владиславу Францевну – нашу Купалиху, за нею шли Василий Васильевич Барисёнок, бывший наш декан, и преподавательница русской литературы Лидия Ивановна Фигловская. От радости аж сердце заколотилось. Чтобы перехватить, пошёл им навстречу. Владислава Францевна узнала меня, пожала руку и прислонилась к плечу. Спросила только, кого и что ищу. Я рассказал про свою нужду бывшим преподавателям. «Нет, нет, нет. Нет времени. Срочно едем. Заходите в другой раз», - сказал Борисёнок и сделал шаг к дверям. «Никуда мы, дороженькие, не поедем, пока не напишете нужные бумажки этому хлопцу. А я подожду».

В какой-то приёмной, недовольные задержкой, мои преподаватели торопливо написали подтверждение, секретарша их заверила, и, ничего не расспрашивая, отдала мне. Я от радости чуть не заплакал. И через десять лет ещё раз меня поддержала хлопотливая и неутомимая в доброте Владислава Францевна.

Они уехали, а я через улицу пошёл во временное пристанище пединститута. Видно, сразу после войны бюрократическая волокита не успела усовершенствоваться и закостенеть, огрубеть и зачерстветь до нынешнего уровня. Меня сразу принял неразговорчивый, с болезненным обличьем директор института Макаревич. Сказал написать заявление и приложить подтверждения. Через полчаса у меня была справка за номером 290 от 15 ноября 1946 года, что я в 1935 году окончил литературный факультет Минского пединститута имени Горького и сдал государственные экзамены.