19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

Людмила Макагонова, Наталья Серёгина 19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

© Людмила Макагонова, Наталья Серёгина, текст, 2022

© Рене Магритт «Великая война», 1964, ADAGP/ УПРАВИС, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2021

«Хождение по мукам» сестер Крандиевских

Сестры Крандиевские Наталья и Надежда – Туся и Дюна по-домашнему – послужили прототипом сестер Кати и Даши в романе Алексея Толстого «Хождение по мукам», за который писатель был удостоен Сталинской премии I степени. Сам Толстой признавал: «Катя – это все Наталья Васильевна». Если Даша – это жизнелюбие, то Катя – это жертвенность и страдание.

Наталья стала поэтом, а Надежда – известным советским скульптором, создавшим серию скульптур героев революции: Буденного, Чапаева, Фурманова. Она же создала скульптурный портрет своей подруги Марины Цветаевой и надгробный памятник Короленко, установленный в Полтаве. В семейной жизни Дюна была счастлива. Ее мужем был Петр Петрович Файдыш (1892–1943) – архитектор, скульптор, художник. Этот покладистый интеллигентный человек послужил Толстому прототипом Ивана Телегина. Первую мировую войну Петр Файдыш закончил с Георгиевским крестом и тяжким ранением в бедро… В советской России он рисовал костюмы к постановкам Художественного театра, а позже участвовал в проектировании Библиотеки имени Ленина и некоторых станций метро.

В Надежду Крандиевскую Файдыш влюбился с первого взгляда. Их первый ребенок, сын Миша, умер от пневмонии. Потом родились дочь Наталья и сын Андрей. В 1941 году Петр Петрович попал в плен к немцам, что ему припомнили, когда арестовали в 1943-м. Больше мужа Надежда не видела. Дети талантливых родителей тоже были талантливы. Работы Натальи Петровны Навашиной-Крандиевской украшают залы Третьяковки. Андрей Петрович был скульптором-монументалистом, членкором Академии художеств.

Такова вкратце биография Дюны – прототипа Даши. Весь последующий рассказ посвящен Наталье Крандиевской – прототипу Кати, жизнь которой сложилась трудно, но она выстояла и победила. В 1922 году Толстой рассказывал Наталье Васильевне, что «серьезно озабочен дальнейшей судьбою сестер. Одну (это Дашу) надо провести благополучно через всю трилогию, другая (это Катя) должна окончить трагически. Но ему по-человечески жаль губить Катю».

Наталья Крандиевская родилась в 1888 году в литературной семье. Мать ее была писательницей, а отец – редактором и издателем московского литературного альманаха, их гостеприимный дом всегда был полон известными писателями и поэтами того времени. В этой семье было трое детей: старший сын Всеволод (Сева) умер от менингита в 21 год, наша героиня – Наташа, или Туся по-домашнему, и младшая Надежда – Дюна, будущий скульптор. Про свое детство Туся написала в воспоминаниях так: «Стихи я начала писать лет с семи. Сейчас мне кажется, что родители мои, оба влюбленные в словесность всякого рода, поощряли детскую графоманию более чем следовало.

Вспоминаю обычное нытье:

– Мама, мне скучно.

– Займись чем-нибудь.

– Чем?

– Ну сядь попиши стишки».

Горький был другом этой семьи, знал Наташу с детства и величал «премудрая и милая Туся». Он и подарил девочке книжечку стихов Бунина «Листопад» с надписью: «Вот как писать надо!» С детства Туся замечательно играла на фортепиано, успешно училась рисованию и живописи, но делом всей жизни стали стихи. В тринадцать лет она уже печаталась в московских журналах. В пятнадцать лет талант Наташи оценил Бунин, уже в эмиграции с теплотой вспоминавший о ее стихах. «Наташу Толстую я узнал еще в декабре 1903 года в Москве. Она пришла ко мне однажды в морозные сумерки, вся в инее, – иней опушил всю ее беличью шапочку, беличий воротник шубки, ресницы, уголки губ, – и я просто поражен был ее юной прелестью, ее девичьей красотой и восхищен талантливостью ее стихов». Кроме Бунина, ею восхищались Бальмонт и Блок. Про свои стихи сама Крандиевская скажет так:

Судьба различна у стихов.
Мои обнажены до дрожи
Они – как жалоба, как зов,
Они – как родинка на коже.

Но кто-то губы освежит

Моей неутоленной жаждой,
Пока живая жизнь дрожит,
Распята в этой строчке каждой^[12].