— Благодарю вас за предупреждение и постараюсь не вызывать дипломатической переписки. Я хотел бы узнать, какую действительную роль играет пекинское правительство в совершающихся событиях?
— Это знают только китайские министры.
— Правда ли, что вдовствующая императрица покровительствует боксерам?
— Мне это официально не известно.
— Правда ли, что Японии принадлежит двусмысленная роль в отношении Китая и она тайно поддерживает боксеров, с тем чтобы разжечь восстание в огромный пожар, который она потом будет сама же заливать и за пролитую ею воду возьмет хороший кусок китайской суши?
— Я никак не могу знать, чего желает Япония.
— Примкнут ли китайские войска к боксерам или нет?
— Это тоже покажет будущее. Все, что я вам мог сказать по этому вопросу, я уже сказал.
Поблагодарив за эти интересные и редкие сведения, я отправился к генералу Гу, бывшему китайскому инспектору порт-артурского порта. После занятия Квантуна русскими эта единственная китайская официальная должность наблюдательного характера была сохранена нами в Порт-Артуре. Когда Гу должен был покинуть Артур вследствие своей серьезной болезни — паралича тела, эта должность более уже никем не занималась и после военных событий была совсем упразднена.
У китайского генерала Гу
Вместе с преподавателем Русско-Китайского училища в Тяньцзине китайцем Лиу, известным более как Леонид Иванович, мы на рикшах приехали к сановнику третьего класса Гу, жившему около английской концессии в китайском доме.
Мы вошли в комнату с маленькими стеклянными окнами, обвешанную китайскими картинами и изречениями. Полкомнаты было занято постелью под балдахином, разрисованным цветами. Поддерживаемый прислугою, вошел Гу. Он был очень болен, слаб и усиленно курил трубку. Мы уселись вокруг круглого столика на круглых стульях с резными спинками. Мы заговорили по-китайски. Гу сейчас же спросил:
— Как здоровье и как дела А-цзянцзюнь (адмирала Алексеева)?
Я сообщил и спросил:
— Как здоровье великого господина Гу?
— Очень плохо, очень плохо. Тело разбито. Живот не хорош. Голова болит. Сил нет. Едва хожу. В Лиушунькоу спокойно?
— В Порт-Артуре совершенно спокойно.
— Пока у вас будет добрый и мудрый цзянцзюнь Алексеев, у вас всегда будет спокойно. Он соблюдает справедливость и одинаково относится и к русским и к китайцам. Это самое главное. В его области будет всегда спокойно. Мы, китайцы, выше всего ценим справедливость и человеколюбие и всегда уважаем справедливых и человеколюбивых людей и начальников, к какому бы народу они ни принадлежали. Ваш цзянцзюнь Алексеев мудр, как Ли Хунчжан. Но только у вас много таких хороших чиновников, a у нас очень мало. Оттуда и происходят все наши несчастья.
— Позвольте вас спросить: почему восстание боксеров приняло такие громадные размеры? Неужели его поддерживает китайское правительство?
Потухшие глаза старого курильщика неожиданно загорелись блеском негодования:
— Я думаю, что там в Пекине они все сошли с ума. Они хотят погубить Китай. Дуань-ван-е — князь Туан и его приспешники управляют теперь государственными делами, но они в них ничего не понимают, и они доведут нас до войны с иностранцами. Как и сорок лет назад, Пекин будет осажден, наши войска разбегутся, дворцы будут разрушены, a бедный народ и купцы заплатят неимоверную контрибуцию за трусость войск и глупые головы чиновников. Если бы у нас все министры и губернаторы были так умны, как Ли Хунчжан, Юань Шикай или ваши Алексеев и Суботич, который тоже был хороший цзянцзюнь и всегда был справедлив к китайцам, то у нас никогда бы не было ихэтуань — боксеров. Ведь у Юань Шикая на Шаньдуне их нет: он их всех разогнал, и в его провинции все будет спокойно, потому что он понимает дела. Пейте чай, прошу! цин, цин!
Прислуга уставила стол печениями, сладостями, засахаренными фруктами и ежеминутно наливала гостям светло-зеленый душистый чай в крохотные чашечки. Почтенный Гу продолжал: