1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ)

— Дам, но не так. Мы не будем вламываться в полицейское управление, как кучка террористов. Нужно сперва-наперво доподлинно узнать, кто он.

Ольга смерила меня недовольным взором, а потом кивнула.

— Я переоденусь, как подобает, — тихо произнесла она и снова гордо удалилась.

В это же время я буквально спиной почувствовал всю гамму взглядов, которую можно получить от товарищей, от ухмыляющихся до немного сконфуженных, а когда развернулся, то оказалось, что так оно и было. Одна только Настя самозабвенно уплетала очередную порцию каши с мёдом, как бы ни располнела непогодам, но с другой стороны, целительство выжимает из неё все соки до единой капли.

— Сашка, тоже переоденься. С нами пойдёшь — отдал я указание, а потом поглядел на Огнемилу: — Конезица, я прошу дать мне пятерых гридней, которые будут караулить снаружи участка, а если что-то пойдёт не так, выручат нас.

— Карауляти? Участка? — переспросила девушка, а я на секунду зажмурился. Она права, я пытаюсь с ней общаться как соотечественницей, а конезица со свитой лишь пленники нашего мира.

— Стеречь, у главного дома стражи.

Стеречь от стражи? — с улыбкой переспросила Огнемила, а потом повернулась к помощникам: — Могута, возъятичетырях молодцев да следуй за Евгенем Тимофеичем.

Гридень кивнул, перечислил имена, и пододвинул к себе тарелку с остатками котлет. Он был до невозможного невозмутим и самоуверен.

Я же быстро поднялся по лестнице, громыхая тяжёлыми ботинками по деревянным ступеням, которые недовольно скрипели в такт каждому шагу, словно старухи на завалинке, мол, ходят тут всякие. Но направился не в кабинет, а к своей бывшей комнате, где лечился Бодриков. На шум выглянул Максимилиан, смотря на меня в едва приоткрытую щель хмуро и осуждающе. Ведь несмотря на то, что господина барона немного подлатала Настя, возраст брал своё, и его превосходительству ещё предстояло долгое выздоровление.

— Что вам? — прошептал адъютант, щуря красные от недосыпа глаза.

— Что с шефом? — спросил я, решив в разговоре с этим прихвостнем избегать титула его хозяина и прочих условностей согласно табелю о рангах, а привнесённое Никитиным в нашу речь слово «шеф» было здесь как нельзя кстати. И несмотря на то, что подпоручик ничего плохого мне не сделал, пусть немного побесится.

Максимилиан украдкой глянул в комнату, а потом ответил:

— Отдыхает.

— Перо и бумагу. Нечего ему отдыхать, — тихо прорычал я, наклонившись к тощему чиновнику, который испуганно забегал глазами и подался немного назад, но всё же собрался с силами и не спрятался…

— Ему не здоровится, — пролепетал Максимилиан.

— Ему ещё больше не поздоровится, если ты не принесёшь писчие принадлежности.

— Вы забываетесь, — прошептал адъютант.

— Ага, — процедил я, и просто толкнул прихвостня внутрь ладонью.

Тот исчез из виду, но судя по тому, что грохота не было, на ногах удержаться сумел. Через пяток секунд дверь снова приоткрылась, и ссутулившийся Макс протянул мне перо, чернильницу-непроливайку и листок писчей бумаги.

— Чернила сам подержи.

Я осторожно, самыми кончиками пальцев механической перчатки взял перо за ручку, прижал ладонью лист к двери и начал, время от времени макая важнейший инструмент летописцев и чиновников в синие чернила, выводить дюймовыми буквами записку, начинавшуюся со слов: «Срочно примите меры».

Пока писал, даже вспотел, ибо делать это в кирасе — верх сложности. А закончив, подкинул перо, поймал его всей пятернёй и с грохотом воткнул дверь. В разные стороны полетели щепки и тонкий наконечник железного пера, помятый ударом до полной негодности, а лист остался висеть, пригвождённый обломком дорогого красного дерева.

— Макс, что там случилось? — сразу раздался изнутри сонный голос барона.

— Господин Тернский случился, ваше превосходительство.

— Чего хочет?

— Передал корреспонденцию-с, — невозмутимо, насколько это было возможно, ответил адъютант.

Я ухмыльнулся и протопал к кабинету, который осторожно открыл. Внутри царил серый утренний полумрак, а посредине комнаты спиной ко мне стояла обнажённая Ольга, прижимая к груди шёлковую нательную рубаху. Она словно специально ждала меня вот такая, прекрасная и соблазнительная, сделавшая при моём появлении пол-оборота на кончиках пальцев. И лишь белая кружевная подвязка, за которую был заткнут золочёный двухзарядный пистолет да нательный крестик на шёлковом шнурке, были на ней контрастными украшениями, шедшими ей больше, чем иные бриллианты и злато с серебром. Та моя часть, что Евгений, хотела сделать тонкий комплимент, но вмешался Марк Люций. Губы растянулись в хищной улыбке, а после я подошёл к Ольге и осторожно сжал тонкие белые плечи в тисках механических перчаток.

— Гемма дигнус император. Драгоценный камень, достойный императора, — упали тихие слова.

— Только лишь императора? — с лёгкой усмешкой спросила она.

— А чем я хуже? — ответил я, притянул Ольгу к себе и легонько поцеловал в сочные тёплые губы.

— Ты ведь сейчас тот, другой, — произнесла супруга, глядя мне в глаза, которые сейчас наверняка были карие, в противовес голубым очам Евгения.

С лёгкой усмешкой я кивнул.

— А как же Евгений?