1914–2014. Европа выходит из истории?

Но смогут ли смириться со столь вольной трактовкой, а в общем-то почти нарушением Маастрихтского договора немецкие экспортеры, которым вовсе не требуется девальвация, да и в целом общественное мнение Германии? Сейчас мандат ЕЦБ строго ограничен борьбой с инфляцией. Маастрихтский договор запрещает любые ссуды государствам со стороны ЕЦБ. Таков принцип невозмещения государственных долгов (no bail-out clause). Конечно, это правило уже подверглось эрозии через выкуп государственных ценных бумаг на вторичных рынках или кредиты банкам, но, как мы видели, масштаб отступлений пока невелик и они следовали устоявшейся процедуре. В случае принятия новых мер нарушение было бы вопиющим. Получится ли сослаться на 111-ю статью Маастрихтского договора, которая дает Европейскому совету право определять общий курс валютной политики (при условии, правда, что он не ставит под угрозу работу Европейской системы центральных банков (SEBC) по поддержанию стабильных цен)? Однако судьи из Карлсруэ сегодня точно не готовы одобрить столь расширительное толкование: возможно, нас еще ждет яркая политико-юридическая баталия.

Как уже было сказано, Драги мог бы воспользоваться абсолютной автономией, которой наделил ЕЦБ Маастрихтский договор, – тогда творение восстало бы против своего творца. Возможен ли такой сценарий? У Драги для этого хватит пороху. Долгие годы работы в банке «Голдман Сакс», несомненно, должны расположить его к тому, чтобы воплотить в жизнь давнюю мысль Карла Шмитта: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении. […] Исключительный случай… может быть… охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное…»[208]. В такой ситуации власть имеет легитимное право приостановить действие обычных юридических норм во имя общественного блага. Сможет ли эта опасная теория, которую нацисты использовали в 1933–1934 гг., быть применена Драги во имя целей, кажущихся благородными? Ему уже один раз случилось нарушить букву договоров, правда, в гораздо более скромном объеме и при молчаливом одобрении глав государств и правительств, в том числе и Ангелы Меркель. На этот раз было бы достаточно, чтобы они в тот же день объявили о пересмотре устава ЕЦБ, как он был зафиксирован Маастрихтским договором. Невозможно вообразить, чтобы Меркель не была поставлена в известность о планах, которые я приписываю Драги как минимум через представителя Бундесбанка, заседающего в Совете управляющих ЕЦБ. Так что Драги предложит внести поправки в этот важнейший пункт Маастрихтского договора, только если получит хотя бы молчаливую поддержку со стороны Меркель. Такие решения – прерогатива глав государств и правительств.

Может ли на это пойти та Германия, которую мы знаем сегодня? Будет ли этого достаточно, чтобы «спасти единую валюту»? Я не уверен. Немцы опасаются, как бы избыток денежной массы не подстегнул инфляцию и не создал «спекулятивные пузыри». Подобные опасения, которые также бытуют по ту сторону Атлантического океана, подвигли главу Федеральной резервной системы Б. Бернанке к решению с 2014 г. отказаться от «неконвенциональной политики». Это, возможно, не самый удачный момент, чтобы Европа двинулась в противоположную сторону. Хотя большинство государств, входящих в еврозону, заинтересовано в снижении курса единой валюты, немцы, с их колоссальным профицитом в торговле со странами, лежащими вне еврозоны, выступают против.

Превратив ЕЦБ в обычный центральный банк, который использует «печатный станок», чтобы стимулировать рост и создавать рабочие места, мы бы, конечно, смогли дать единой валюте новую передышку, но не справились бы с фундаментальной проблемой – экономической гетерогенностью еврозоны. Согласятся ли столь непохожие друг на друга европейские нации на контроль со стороны ЕЦБ, который во имя сплочения еврозоны неизбежно выстроил бы их в иерархию по экономической специализации, а значит, и по политическим функциям внутри Европы? Хорошо ли мы просчитали, к чему могут привести подобные дисциплинарные меры? Наконец, устоит ли единая валюта перед еще одним системным кризисом? Результаты, которые принесет реализация первого сценария, рискуют оказаться недолговечны.

Сегодня немецкое правительство из страха перед инфляцией выступает категорически против финансирования внутренней стабильности еврозоны за счет наращивания денежной массы. Для Берлина сама идея финансирования за счет повышения (пусть и незначительного) инфляции звучит как полная ересь: по убеждению правительства ФРГ, рост денежной массы в странах еврозоны «будет потворствовать безответственности» и лишь отложит «решение проблем».

Есть риск, что будущие кризисы поставят Германию перед тяжелым выбором: ей придется либо вернуться к своей валютной ортодоксии, которая после 1949 г. позволила ей восстановить мощь своей экономики, либо пойти на риск того, что еврозона, на которую все еще приходится около 40 % ее экспорта, затрещит по швам или вовсе рухнет.