1915 (СИ)

— Все работаешь? — спросил я, оглядывая книжные полки. — А отдыхать успеваешь?

— Вакханка ушла полчаса назад. Вы разминулись.

— Вакханка? — встрепенулся я.

— Я пошутил. Как видишь, мне сейчас не до вакханок.

Надо же. Если так, то работа действительно идет полным ходом, и все серьезно.

— Ну, так что там у тебя? — снова заговорил Винсент, отправляя часть стопки в один из ящиков стола. — Снова проблемы с вампирами? Зачастили.

— Авиэль попросил передать тебе письмо.

— Что-то срочное?

— Вид у него был серьезный.

— Ты имеешь в виду, что у него был напыщенный и пафосный вид? Если так, то для Магистра это не в новинку. — Отпустив очередную колкость в адрес Авиэля и, как всегда, не изменившись в лице, Винсент взял со стола нож для бумаг. — Надо же, с печатью.

Пока хозяин дома был занят чтением письма, я взял со стола открытый на одной из страниц альбом для набросков и принялся его пролистывать, изучая работы. Моим вниманием как раз завладело изображение каких-то лестниц в Цфате, когда Винсент нарушил тишину.

— Он надо мной издевается.

Я поднял глаза.

— Что?

— В Ордене больше не осталось карателей, и он может поручить это только мне?

Заметив, что я протягиваю руку к письму, Винсент покачал головой, сложил послание Магистра пополам и вернул его в конверт.

— Я соберу вещи. Мне понадобится час. Или ты хочешь отдохнуть, и поедем вечером?

— Поедем куда? — не понял я.

— В Треверберг.

— Куда-куда?! — Я замотал головой. Только этого мне еще не хватало! — Не-не-не! Даже не думай об этом! Вот уж куда-куда — а в Треверберг я точно с тобой не поеду!

— Боишься?

Я отошел от него на шаг и сложил руки на груди.

— Вот еще! Просто… не люблю его, вот и все. Я помню, как переезжал Магистр, так что уже там бывал — и больше не хочу. Жуткое место.

— Хорошо. Мне не помешал бы помощник, но я не хочу отвлекать тебя от дел. Кроме того, если ты боишься, то заставить тебя я не могу.

Я возмущенно выдохнул.

— Я же сказал — не боюсь! И от дел ты меня не отвлекаешь. По крайней мере, от очень срочных дел.

— Вот и славно. Значит, Магистр не просто так написал мне, что тебя можно взять с собой.

Я бросил недоверчивый взгляд на письмо.

— Что нам нужно будет сделать?

— Найти кое-кого. Едем?

— Едем, — обреченно вздохнул я. Если я не соглашусь, Винсент, конечно, не станет сплетничать, но в разговорах со мной раз за разом будет об этом упоминать, причем язвить в такой форме, на какую способен только он один. Из двух зол нужно выбирать меньшее. — А теперь — завтрак?

Винсент

1910 год

Треверберг

Я брел вперед, держа коня под уздцы, и вслушивался в ночные звуки. Здешняя темнота обладала неприятным свойством: она поглощала малейшие шорохи, впитывала их, как губка, и ориентироваться в таких условиях было сложно. Теперь я понимал, почему Магистр выбрал именно меня: для этой миссии ему требовался опытный охотник, такой, который не растеряется ни перед одной из внезапно возникших сложностей. И, если в другой ситуации я мог уловить даже вздох, малейшее колебание воздуха на расстоянии нескольких километров, то теперь рассчитывать на мой самый чуткий инструмент — уши — не было никакого смысла. Я сосредоточился на запахах. Запах страха — вот что мне было нужно. Магистр писал мне о потерявшемся ребенке, маленькой девочке — именно ее нам с Рафаэлем предстояло найти. Смертная? Бессмертная? Об этом он не написал ни слова.

Что бы там ни было, девочка не боялась, потому что запаха страха я не чувствовал. Я вообще не чувствовал никаких запахов. Создавалось ощущение, будто кто-то нарочно «вычистил» это пространство. Именно этого и боялось подавляющее большинство карателей, когда речь заходила о визите на территорию бывшей резиденции Магистра: невозможности слышать звуки и ощущать запахи. Кто угодно может выпрыгнуть на тебя из норы или из-за дерева, а ты даже с оружием будешь беззащитен, и спасти тебя сможет разве что молниеносная реакция. Опытный охотник выгодно отличается от неопытного тем, что готов к любому повороту событий, и удивить его сложно. Я не был удивлен, но происходящее приводило меня в недоумение. И от того, чтобы повернуть назад, меня удерживали только две вещи: упрямство и инстинкт, который позволял чуять «жертву» шестым чувством, знать , что она рядом.