1916 год. Сверхнапряжение

Каждая победа на фронте усиливала позиции Кобурга. Но победы над таким врагом, как румыны, усиливали авторитет монарха значительно эффективнее других. Но по мере успехов центрального блока росли и аппетиты правительства Радославова, а равно и неспособность не только правительственных, но даже и оппозиционных сил адекватно оценивать ситуацию. 13 сентября 1916 г. германофильский орган «Камбана» опубликовал статью, в которой говорилось о том, что все, что теряют сейчас соседи Болгарии, должно переходить к ней, что автоматически делает ее великой державой вместо потерявшей это место Италии. 5 ноября 1916 г. в интервью венгерской газете «Az Est» (Вечер») сам Радославов высказал надежду на то, что Румыния вообще не будет восстановлена как государство. Через несколько дней болгарский поверенный в делах в Берне Керемекчиев в газете «Berliner Tageblatt» заявил, что его страна может вести войну в течение ста лет. Болгарская пресса всех политических оттенков буквально надрывалась от восторга, перечисляя новоприобретенные добродетели своей страны: решающая роль в мировой войне, способность воевать столетие без передышки, идеальная модель парламентаризма и демократии, место в ряду великих держав, божественное происхождение нации, экономическое соперничество с США и, как венец всего… скромность!¹ Составленный 20 ноября (3 декабря) 1916 г. в штабе Одесского военного округа доклад под заглавием «Политическое настроение Болгарии» констатировал полный разгром русофильских элементов страны и приходил к выводу: «Болгарский народ опьянен успехами.»²

6 января 1917 г. командующий 3-й болгарской отдельной армией заявил о завершении освобождения «нашей золотоносной Добруджи» и о возвращении «очага болгарского царства» в состав Болгарии³. Конечно, все это было фоном территориальных претензий Кобурга и его правительства, рассчитывавших укрепить свое положение в стране раз и навсегда за счет максимального достижения географических границ великой национальной мечты. Желание Фердинанда Кобургского поставить под свой контроль участок железной дороги Черноводы – Констанца было подчинено простому стратегическому расчету: контролировать все пути из Срединной Европы в Константинополь и Малую Азию, проходившие по Балканам. Эти претензии вызывали опасения в Константинополе. Кроме того, там не желали в будущем видеть Болгарию, имеющую единую границу с Россией⁴. Недовольство турок разделяли в Берлине и Вене. «Добруджа играла ту же роль в наших политических и военных отношениях с Болгарией, что и Польша в наших отношениях с Австро-Венгрией», – вспоминал Гинденбург⁵.

У союзников были успехи на Салоникском фронте. Удивительно, что они вообще имели место быть. Перед наступлением, которое должно было начаться 12 сентября 1916 г., Саррайль и Милн обменялись информацией о своих планах, ни к чему никого из них не обязывающей. В результате часть выделенных к наступлению французских полков осталась без резервов. Сербы, попросившие для поддержки несколько французских батарей, получили их вместе с французским же генералом, которого Саррайль произвел в командующего всей сербской артиллерией. Последовали протесты сербской штаб-квартиры, и генерала понизили до советника. В результате наступление в Македонии началось 13 сентября 1916 г. Уже в первый день оно было удачным – сербы захватили 25 орудий. 17 сентября была возвращена Флорина. 6 октября русские и французские войска повторили атаку, но без особого успеха. Правда, перед русской бригадой положил оружие целый болгарский батальон⁶.

Это было далеко не распространенным явлением. В целом бои на Салоникском фронте отличались весьма высоким уровнем интенсивности и, как следствие этого, потерь. С августа по октябрь 2-я бригада потеряла убитыми и ранеными 23 офицера и 1400 солдат. Войска нуждались в отдыхе и замене. 20 октября (2 ноября) 1916 г. в Салониках высадилась 4-я особая пехотная бригада генерал-майора М. Н. Леонтьева⁷. Части болгарской армии находились на позициях без замены. В них начало сказываться утомление от противостояния с сильным противником. Это вызывало серьезные опасения в Берлине. «Стойкость болгарской армии была сильно расшатана, – отмечал Людендорф. – Никакого разговора не могло быть о дальнейшем освобождении болгарских войск для похода на Румынию»⁸.